Олоферн: Я, кажется, не собирался… И голова моя при мне!

Юдифь: Нет же! Она на шесте над воротами Бетулии!

Олоферн: Ничего подобного, Юдифь! Вот она, моя голова! Убедись, пожалуйста! И просыпайся, наконец!

Юдифь: Я отрубила тебе голову, завернула в полог от твоего ложа, сунула в корзину и отнесла в Бетулию.

Олоферн: Ну и сны тебе снятся, Юдифь! Голова на мне, а полог под тобой. Чувствуешь, как золотое шитье царапает кожу? Мы так резвились, что сорвали его. И заснули оба, себя не помня, утомленные и хмельные. Вино, должно быть, недостаточной выдержки. Вагой у меня за это поплатится. Нарочно подсунул, знаю я его. Коварен, как женщина.

Юдифь: Олоферн… Ты как живой…

Олоферн: Я живой, а ты все еще грезишь. Ты помнишь хотя бы, что согласилась быть моей женой?

Юдифь: Я этого хотела.

Олоферн: Это не было мимолетным желанием?

Юдифь: Олоферн…

Олоферн: Вот и прекрасно. Нам пора в дорогу. Засиделись мы у Бетулии. Навуходоносору нужен Иерусалим, а не этот жалкий городишко. Мы пойдем в обход, вот и всё. Юдифь, проснулась ли ты?

Юдифь: Да, да…

Олоферн: Тогда я ухожу распорядиться. А ты займись своим туалетом.

Юдифь (вслед уходящему в темноту Олоферну): Так, значит, все сначала? Олоферн, возлюбленный мой!

Юдифь встает с ложа, берет лампу. Лампа освещает полог, на котором она лежала. Он весь в темных пятнах крови.

Юдифь смотрит на полог.

Юдифь: Ну что же. Пора в дорогу.

За сценой голос Юдифи, полный иронии:

О, любимые, принесенные в жертву Вечной Любви! Не грешите, воскресая. Ведь жертва тогда напрасна, а Любовь предана и будет вечно жаждать возмездия, будет искать сбежавшие души, под какими бы именами они ни скрывались.

О, любимые! Если вас угораздило воскреснуть – хотя бы для того, чтобы опровергнуть клевету, не пытайтесь творить чудеса, чудес не получится, но могут получиться дети. А пожелаете ли вы им своей судьбы? Поэтому упокойтесь с миром, жертвы великого и коварного божества. И да обновится вода в той реке, в которую вы единожды, и дважды, и трижды вступили.

Конец