Мгновения текут, плавятся, жар пламени проникает под кожу, обугливая ее, охватывая ваши руки, покрывая жгучими поцелуями; улыбка цепенеет на губах Тамары. Конечно, ты даже предположить не могла, девочка моя — КАК это будет больно!

Терпи; пожалуйста, терпи…

Пепел слегка притрушивает слоновую кость: таким оно становится, лицо княжны Тамары. Улыбка вцепилась в губы мертвой хваткой, кожа на скулах натянулась — вот-вот лопнет; в провалах глазниц пляшет черное пламя, родной брат того огня, что сжигает сейчас ваши руки! Не смотри в эти глаза, Друц-лошадник — обожжешься!

Поздно.

Уже посмотрел.

* * *

…С неба глядит лицо. Женское. Нет, не лицо — лик. Не бывает у людей таких лиц. Разве что у святых. Или у ангелов. В ореоле туманном, и все словно бы изнутри светится.

А в темных глазах (не бывает у святых таких глаз!) — тревога.

Женщина что-то говорит. Язык чужой; знакомый. Так бывает. Слова журчат, текут, падают звонкими каплями, обдувают прохладой разгоряченные щеки — и вместе с этой прохладой приходит облегчение.

— …Наконец-то, Томочка! очнулась! Теперь все будет хорошо!

— Правда, м-мама?

— Конечно, доченька! Разве я когда-нибудь лгала тебе?

— Нет, мама… А т-ты… знаешь: я ангела в-видела. Он на тебя… похож. Обещал забрать… меня на… небо. И т-тебя. М-мы там т-тоже… будем ангелами!

— Когда-нибудь, доченька, когда-нибудь, — женщина хмурится; на ее лицо набегает тень, чтобы исчезнуть мигом позже. — Когда-нибудь мы с тобой тоже станем ангелами. Только не сейчас. Мы не будем спешить, хорошо? А то папа станет за нами скучать.

— А мы… мы его т-тоже… с собой!..

— Ясное дело, с собой! Куда ж вы без папы денетесь, красавицы?!

Рядом с женским лицом возникает мужское: смешно топорщится щеточка рыжих усов. И лицо у папы смуглое, земное, совсем непохожее на мамино; и на ангела папа не похож! А вдруг из-за этого папу на небо не возьмут? Нас с мамой возьмут, а его — нет?!

Глупости! Папа хороший! Его обязательно возьмут в ангелы! Меч дадут, только не такой, как на папиных пуговицах — огненный, как у архангела Габриэля! Мама мне читала, в книжке, про меч. И папа будет нас с мамой защищать, нас и всех других хороших людей — как сейчас, только еще лучше!

Папа улыбается. Подмигивает, протягивает ко мне руки, я тянусь навстречу — и вдруг вижу: на самом деле он тоже боится, как и мама!

Папа — боится? Он не может бояться, он самый храбрый на свете!

И оттого, что папа боится, мне тоже становится страшно.

Я плачу. Из-за слез мне уже ничего не видно, перед глазами туман, серая мгла, темнота…

…темнота. Нет, не совсем темнота — в окно заглядывает луна. Ее серебристый свет проскальзывает меж колышущимися ветвями деревьев за окном — и на стене танцуют лунные человечки. Они каждую ночь приходят ко мне. Обычно они смешные и веселые. Они играют со мной. Но иногда они бывают страшные — это когда ветер начинает выть стаей волков; тогда я поскорее накрываюсь одеялом с головой, и они не могут меня достать.

Я смеюсь над ними под одеялом.

Правда, мама говорит, что я уже большая девочка, что стыдно бояться каких-то лунных человечков, которых и нет вовсе! Но я-то знаю, что они есть! Просто к маме в комнату они не заходят, вот мама и думает, будто их нет.

Сегодня ветер не воет, как волк, а тихо шепчет. Но лунные человечки все равно страшные: тянут ко мне холодные лунные руки, хотят схватить, утащить!.. но раз мама сказала, что их не нужно бояться — я не буду бояться! буду, как папа, он очень храбрый!

Я лежу и слушаю шепот.

— …снова приступ. Доктор говорит: это наследственное. У тех, кто не восприимчив к эфирным воздействиям, часто рождаются… сложные дети… — шепчет ветер маминым голосом.

Интересно, о ком речь?

— …не надо, Нина. Я знаю. Я знал это с самого начала… — теперь голос ветра похож на папин.

Что он знал? Я тоже хочу…

— Да, Шалва, ты говорил мне. И я понимала, на что иду. Я ни о чем не жалею. И все же… я так надеялась… я молилась… но, наверное, Бог не услышал меня!

Как Бог мог не услышать маму?!! Ведь мы же с ней когда-нибудь станем ангелами! Старый, глухой Бог, почему ты не услышал?!

Я тихо бью себя по губам.

Больно.

— …Не кори себя, Нина. Никто ни в чем не виноват. Это судьба… Что еще сказал доктор?

Ветер всхлипывает. Неужели это мама плачет?!

Кто ее обидел?!!

"Ты-ы-ы!.." — издевается ветер.

— Сказал, что приступы становятся чаще. И что он бессилен. Есть только одна надежда: может быть, у Тамары после восемнадцати наступит улучшение. Он сказал: так иногда случается, надо надеяться…

Это обо мне! Это обо мне шептал ветер голосами папы и мамы! Это я — "сложный ребенок"! А «приступы» — это когда в голове становится холодно, туда забирается ноябрьский ветер, воет стаей волков, зовя темноту… дальше я не помню. Потом мама всегда плачет, и папа хмурится, а когда видит, что я на него смотрю — тут же начинает улыбаться, а мне хочется плакать от этой улыбки! Я ведь понимаю: это он ДЛЯ МЕНЯ улыбается. А на самом деле…

Не хочу быть "сложным ребенком"! Не хочу «приступов»! Не хочу противных лунных человечков! Я поняла: это все они виноваты! Это их холодные лунные руки забираются в мою голову, а следом врывается ветер…

Вот и сейчас!

Прочь! прочь от меня! уходите! я больше не хочу с вами играть! не надо!.. не надо… не на…

Леденящий, волчий вой ветра.

Тьма наливается серебром, превращаясь в зеркало…

…зеркало. Огромное, выше меня, овальное, в потемневшей от времени дубовой раме с завитушками. Я помню это зеркало едва ли не с самого рождения. Всегда любила смотреться в него, когда была маленькой — рожи ему корчила, язык показывала, а сейчас вот…

Сейчас я смотрю на девушку в зеркале, не в силах поверить: ты — это я? Правда?! Я ведь еще вчера была маленькой! Я и куклы свои помню — большие, розовые, глазами хлопают; домик у них свой был, не домик даже, а целый кукольный замок.

Странно: куклы помню, замок игрушечный, а как выросла — не помню! Перед сном куклам свадьбу справляла, проснулась: чудеса! я-то, оказывается, уже совсем взрослая!

Скоро самой замуж пора!

Так, может, это меня к свадьбе наряжают? А кто тогда мой жених? Почему я его не помню? Не бывает, чтоб свадьба — а я не помнила, за кого замуж выхожу! И платье на мне темное… Нет, оно красивое, мне нравится, но почему — темное? Ведь у невест платья белые-белые!.. И шляпка черная, с вуалеткой — зачем она? Не хочу такую шляпку на свадьбу! хочу жениха! туфельки хрустальные! праздник!