от боли – последствия взрыва, не иначе. Я же лишь чуть склонил голову, едва сохраняя равновесие: хоть и туго перебинтовал ногу, и сильный мороз вкупе с длительным контактом со льдом замедлили кровотечение, рассечение, оставленное срезнем на моем бедре, никуда не делось. А после того как я едва ли не на себе тащил Евпатия полпути до города… Мне бы сейчас хорошенько промыть рану да заново ее перебинтовать, дав отдых, а заодно хоть ненадолго выветрить из головы события последних часов, притупить стиснувшую сердце боль…

Но воев, пробившихся в город через Оковские ворота и объявивших, что именно они стали причиной чудовищного взрыва в татарском лагере, решил почтить своим присутствием сам князь! Каково же было его удивление, когда он узнал в ряженых половцах своего доверенного посла-боярина и порубежника, ранее предложившего отчаянный план по сдерживанию поганых на льду Прони…

– Выжил, значит… Егор. Не чаял уже тебя и увидеть, а оно вон как сложилось…

В этот раз князь обратился уже лично ко мне, и тон его был явно неоднозначным. Поняв замаскированный посыл, я поспешил ответить:

– Княже, у Ижеславца поганые оставили два тумена, не выделив темнику Бурундаю китайских мастеров осадного дела, у Пронска – еще одну тьму. Это войско уже имело пороки. Но оба града выдержали осаду, и все три вражеских тумена ныне разбиты и рассеяны! Однако хан Батый о том еще не знает, и, увы, после многих битв нас осталась лишь горстка воев. Мы не могли и помыслить напасть на осадный лагерь столь скудным числом, и сжечь пороки было уже не в наших силах… Но все, что возможно, мы сделали, подорвав склад с китайским огненным зельем! Также нам повезло сжечь и запасы горючих огнесмесей… Увы, в этой схватке погибли наши верные соратники, в том числе и дядя мой, Кречет, а мы с боярином и вовсе чудом остались в живых!

Коловрат коротко кивнул в поддержку моих слов, и князь неожиданно порывисто шагнул к нам, крепко обняв обоих.

– Добрые вести вы поведали мне, дюже добрые! Эх, в другое время закатил бы в вашу честь настоящий пир, а сейчас… Сейчас просите все, чего захотите, гриди мои верные!

Евпатий смущенно зарделся, и это неподдельное смущение, отразившееся на его лице, показалось мне особенно чуждым сейчас, после всего пережитого! Однако сам я мяться не стал, попросив напрямую:

– Юрий Ингваревич, сосватай за меня княжну пронскую Ростиславу, дочь покойного ныне Всеволода, упокой Господь его душу… Я полюбил эту девушку, и она не против пойти замуж за меня, а брат ее, Михаил, не посмеет вам отказать!

Рязанский князь даже изменился в лице, услышав мою просьбу. На секунду показалось, что он готов ответить резким отказом, но, открыв было рот, он тут же его закрыл и, нахмурившись, ненадолго задумался. Наконец немолодой муж словно бы с удивлением покачал головой и ответил:

– Просьба достойна твоих поступков, Егор… Ну что же, я сказал «проси чего хочешь», и ты попросил… Все честно. Быть посему: выживем, отобьемся, тогда и сыграем свадьбу! А ты, Евпатий, ты чего попросишь?

В этот раз Коловрат не стал запираться, неожиданно для меня прямо заявив:

– Княже, этот молодой ратник совершил на моих глазах немало чудес. Одно то, как он натравил половцев и мокшу на прочих нехристей под Пронском, чего стоит! Поганые сами истребили друг друга, еще имея силы взять град штурмом! А кузнецы пронские под его началом сумели построить множество больших самострелов! Так что я попрошу тебя, Юрий Ингваревич, и впредь прислушиваться к его советам – много мудрого и путного посоветовал порубежник, прежде чем сюда попасть.

Юрий Ингваревич согласно кивнул, при этом рассматривая меня так, словно увидел впервые.

– Вот даже как! Ты сумел рассорить поганых?!

Я чуть помедлил с ответом, вынужденно прочистив севшее горло, после чего честно ответил:

– Я лишь предложил отпустить пленных половцев и мокшан, убедив их, что монголы на самом деле наш общий враг. Но сломили их голод да старые обиды, взыгравшие в душе! Однако вряд ли такое возможно устроить с покоренными, воюющими под началом Батыя. Ибо в туменах, стоящих под стенами Рязани, монголов значительно больше, у них пока еще хватает еды, и всех поганых манит богатая добыча, что возможно захватить в стольном граде княжества!

После недолгих раздумий князь согласно кивнул, после чего спросил:

– Боярину Евпатию я давно доверяю как одному из самых честных и верных своих людей, и если он так высоко оценил тебя, я не откажусь от его совета. Так не томи, Егор, скажи: что еще нужно сделать для нашей победы?

Я с некоторым сомнением пожал плечами:

– Мне отрадно было слышать о себе такие добрые слова, тем более от самого смелого и искусного воина из всех, кого я знаю!

При этих словах, однако, я вспомнил о совсем других воинах, не менее смелых и доблестных, но не переживших последнюю ночь… Впрочем, вины Коловрата в их гибели точно нет, боярин сражался с храбростью барса, вступившего в схватку с волками! А вот какова степень моей собственной вины в их смерти – хороший вопрос…

– Но вот так, с ходу сказать, чем нам противостоять поганым, я пока не могу. Впрочем, помочь построить стрелометы я смогу наверняка, а сделав достаточное количество их и разместив по всем башням, мы сумеем поумерить пыл расчетов вражеских пороков! Однако остановить обстрел города точно не сумеем; камнеметы наверняка разобьют участок стены между Исадскими и Рижскими воротами. Мы можем закрыть брешь пешей дружиной, что остановит врага: без огнесмесей и китайского пламенного зелья, что мы подорвали сегодня, враг не пробьется! Разве что сумеет перетащить через ров собственные стрелометы… Однако можно поступить и иначе.

Князь вопросительно изогнул бровь:

– И как?

– Окружить брешь сцепленными между собой телегами с нашитыми на борта прочными досками, сделав в них небольшие щели для стрельбы. А все пространство между валом и телегами засыпать железными рогульками. Разбив стену до основания, поганые вынужденно упрутся в другую, защиту которой можно временно доверить ополченцам. Потери врага окажутся не меньшими, чем если бы они прорывали стену щитов пеших гридей, зато мы сохраним последних для будущих схваток. Собственно, в Пронске мы так и сделали…

Юрий Ингваревич после непродолжительного молчания ответил, добродушно улыбнувшись:

– Я подумаю.

И он подумал. Приняв во внимание мое предложение, но сделав по-своему. Вследствие чего в день штурма полезших через ров поганых все так же встречала пешая дружина, перекрывшая стеной щитов брешь в городнях. А вот в тылу