– Даже не верится, что у меня хватило решимости, – говорю я.

– Мне тоже, но я ужасно рад, – отвечает Эдвард.

– Теперь все будут перемывать мне кости – мол, ушла с каким-то незнакомцем в самый разгар корпоратива.

– Да я не то чтобы совсем незнакомец.

Мы заходим в бар и устраиваемся за тем же столиком, за которым несколько дней назад я сидела с Джо. Мне здесь нравится, все кажется таким знакомым, я чувствую себя в безопасности, будто со мной в принципе не может случиться ничего плохого.

– В последнее время у меня на работе были проблемы, поэтому мне приятнее пропустить по стаканчику со старым другом, чем водить светские разговоры за бокалом отвратительно теплого просекко. – Я на несколько мгновений умолкаю, понимая, что должна сказать больше. – Вот, собственно, и все, так что мы с тобой просто старые друзья, встретившиеся, чтобы положить конец возможным недоразумениям.

– Понятно, – отвечает Эдвард, – что тебе заказать?

– Нет-нет, сегодня все за мой счет, – настаиваю я, вытаскиваю из сумки кошелек и оставляю ее на стуле.

Сумка тяжелая, в ней лежат вещи, которые я решила не оставлять в офисе, вещи, которые могут еще понадобиться.

– Тогда возьми мне пинту любого разливного светлого пива.

– Пинту так пинту. Скоро вернусь.

В баре полно народу, и в ожидании очереди я разглядываю висящие на стене черно-белые фотографии. На ближайшей из них глаза обнаруживают дату: 1926 год. Сейчас это место выглядит точно так же. Мир все так же бежит по кругу, снова и снова воспроизводя сам себя, и так до тех пор, пока в нем что-нибудь не изменится. Но он не может поменяться, потому что не можем мы. Я мысленно произвожу расчеты, понимаю, что на меня с фотографии глядят мертвецы, и отвожу глаза. Когда меня, наконец, обслуживают, мои ноги будто прирастают к ковру с уродливым узором, не давая сдвинуться с места. Я прокладываю в толпе путь к нашему столику – с пинтой пива в одной руке, пинтой лимонада в другой и двумя пакетиками чипсов с луком и сыром в зубах. Когда сажусь, выражение лица Эдварда немного меняется. Не в состоянии прочесть его взгляд, я его просто игнорирую.

– Будем здоровы! – говорю я, поднимая стакан.

– Будем здоровы!

– Что собираешься делать на Рождество?

– К сожалению, работать. Мне не повезло, получил все ночные дежурства с Рождества до Нового года.

– Бедняга.

– Ничего страшного. Не спать по ночам совсем не так страшно, как принято считать.

Вдохновленное его словами, в памяти всплывает воспоминание.

– Помнишь вечеринку выпускников? – спрашиваю я и наблюдаю, как он усиленно пытается скрыть улыбку.

На короткое время мне становится легко и почти уютно. Мы рассказываем, куда мы ездили отдыхать, где побывали за те годы, что не общались друг с другом, из соображений безопасности избегая общих воспоминаний. Немного дистанции, чтобы восстановить порядок. Я полагаю, что на этом пути нам ничего не угрожает, и понемногу начинаю расслабляться.

– Ты счастлива? – спрашивает он.

Его ладонь ложится на стол в опасной близости от моей. Я убираю руки, кладу их на колени и сжимаю в кулаки.

– Я люблю своего мужа.

– Я спрашиваю не об этом.

– Эдвард…

Мы с ним больше не увидимся, это наше последнее «прощай». Он тоже об этом знает, но все равно упорствует, повторяя свой вопрос:

– Ну так как? Счастлива или нет?

Я решаю ответить ему, допить лимонад, встать и пойти домой.

– Нет, на данный момент я не особо «счастлива». Но брак здесь ни при чем.

– А что тогда «при чем»?

– Жизнь, надо полагать. Это трудно объяснить.

– Попытайся.

– Я наделала ошибок, и теперь мне приходится за них расплачиваться.

Пятница, 23 декабря 2016 года, с наступлением вечера

Придя в себя, я чувствую в голове пульсирующую боль и не могу понять, ни где оказалась, ни что со мной произошло. Последнее, что врезалось в память, это наш с Эдвардом разговор в пабе. Я сажусь. От резкого движения комната начинает раскачиваться, будто я сижу в лодке посреди бурного моря. Но я не в лодке, а на кровати. В комнате темно, шторы на окнах задернуты. Тусклое освещение, окружающие меня запахи пота и несвежего белья совершенно не знакомы. Я все еще не знаю, где нахожусь, но вдруг понимаю, что сижу совершенно голая.

Время на миг замирает, когда я опускаю глаза и смотрю на свое бледное, белое тело. Каждая его частичка, обычно прикрытая и спрятанная от чужих глаз, теперь на виду.

В одночасье в голове с громовым хлопком взрывается сноп мыслей. Это не моя спальня. Я смотрю на незнакомые темно-синие простыни, слышу вдали журчание воды в душе и никак не могу определить странный привкус во рту. Оглядываюсь по сторонам в поисках одежды и вижу ее на полу. Но я же ведь даже не пила, только лимонад. И ничего не делала, я бы не стала этого делать.

Я ничего не помню.

Тело пытается сдвинуться с места и оторвать себя от кровати. Предпринимая попытки встать, я чувствую себя как в замедленной съемке. Комната опять раскачивается и пускается в пляс. Я словно шарик ртути в игрушечном лабиринте. Невзирая на все усилия, двигаться в нужном направлении не удается. Я тянусь вперед, стараясь заставить организм реагировать на команды мозга, но чем ниже наклоняюсь, тем больше боюсь упасть. В отдалении насвистывает мужчина, хотя этот звук заглушают тугие струи воды, вырывающиеся из душа. Меня тошнит. Этого не может быть. Я не из тех, кто позволяет себе что-то подобное.

Когда тело по моему приказу все же встает, между ног вспыхивает боль. Не могу с точностью сказать, что это – реальность или плод моего воображения. Пытаясь отогнать от себя все мысли и ощущения, делаю шаг в сторону кучки одежды, которая, кажется, принадлежит мне. Комната опять приходит в движение, грозя сбить меня с ног. Опускаю глаза на голые ноги и вижу, что колени покрыты татуировками синяков. Со мной случилось что-то очень и очень плохое.

Я должна попытаться вспомнить.

Мозг бегло пролистывает папку последних воспоминаний, но файлы в ней заканчиваются на встрече в пабе. Я уверена, что пила только лимонад. Отошла в туалет, вернулась и собралась было уходить. Но потом… пустота.

Глаза опять оглядывают комнату. Я вижу фотографию в рамке на стене рядом с кроватью, и у меня перехватывает дыхание. На меня смотрит мое собственное молодое лицо и хохочет над моей непроходимой тупостью. Молодой Эдвард обнимает меня за плечи, слишком близко прижимая к себе, хотя я, похоже, совсем не возражаю. Я помню, как нас фотографировали. Это вечеринка выпускников. А незадолго до этого я с ним порвала. Не хотела, но пришлось. Он все это время хранил этот снимок. Парень с фотографии повзрослел и превратился в мужчину, которого я совсем не знаю. В мужчину, которого я теперь очень боюсь. И каким-то образом я оказалась в его квартире, а моя одежда валяется на полу.