— Это доставило бы мне удовольствие.

Фиалковая фея быстро стала крохотной и исчезла до того, как он высказал свое пожелание:

— Первый вальс!

Что-то влажное, горячее и липкое скользнуло по ее лицу. Открыв глаза, Марина мгновенно заметила рядом со своей подушкой огромную жабу. Крик девушки прозвучал на всю улицу и разбудил Цицерона, который жил в трех кварталах от ее дома.

Оба сицилийца тут же начали колотить в дверь, пока до смерти перепуганная Марина не открыла ее и не указала рукой на кровать, закрыв глаза.

— Жаба!!! — воскликнула она, дрожа от отвращения.

— Где? — в один голос спросили итальянцы.

Повернувшись, Марина обнаружила, что никакой жабы нет, и хотя искала она ее изо всех сил, та словно испарилась, а Марина предстала в глазах окружающих отъявленной лгуньей.

Но ведь она видела жабу, та была зеленой, липкой и отвратительной. Но куда-то делась.

Марина коснулась своего лица, еще покрытого беловатой слизью.

— Смотрите, это от нее.

Салваторе погрозил девушке указательным пальцем.

— Если ты из-за такой глупости разбудила бедную миссис Хиггинс, тебе это дорого обойдется!

Марина молчала и молилась, чтобы противная миссис Хиггинс оказалась еще и глуховатой.

— Ты можешь быстренько приготовить нам завтрак, — заявил Пепиньо.

— Сначала я должна принять душ и одеться! — перешла к обороне Марина.

— Принять душ? — удивились итальянцы, которые, видно, не знали, что такое вода, судя по коричневатому оттенку их кожи.

— Мы, испанки, всегда принимаем душ, — очень гордо заявила Марина, защищая известную национальную особенность, которую она разделяла в полной мере.

А поскольку сейчас на Марине осталась слюна жабы, то, конечно, она забыла о лени, спеша ее смыть.

Она снова закричала от боли, когда вода перескочила от ста градусов — точки кипения — до нуля — точки замерзания. Марина почти все время то обжигалась, то замерзала.

Она завернула кран, и когда стала искать полотенце, обнаружила, что оно исчезло.

На этом утреннее безумие не закончилось. Ее одежда покинула чемодан и расползлась по всему дому. Завернувшись в вышитое цветами постельное покрывало, девушка обнаружила свои туфли в холодильнике, шорты в микроволновой печи, брюки на вешалке у входа, а нижние рубашки в чулане.

От изумления Марина лишилась дара речи. Это дело рук пикси? Лилиан и не думала отвечать на ее вопросы. Так что под градом упреков двух подозрительных голодных постояльцев, ожидавших в столовой, Марина собрала свои вещи и заперлась в комнате, предварительно осмотрев все отверстия, шкафы и углы.

Но ей уже не было страшно.

При тусклом свете дня ее страхи рассеялись. Тревоги и жуткие предчувствия, державшие ее в страхе предыдущим вечером, растаяли точно мрак. Похоже, она вообразила то, чего не было, что, скорее всего, было вызвано утомительным путешествием и переменой места жительства.

Истина заключалась в том, что Пепиньо и Салваторе обожали миссис Хиггинс. Просто они отличались очень вспыльчивым нравом и хотели нагнать на Марину страху. Да, они, несомненно, хотели напугать ее, подбросив ей жабу и устроив злую шутку с водой и одеждой.

А теперь ей было необходимо встретиться с Патриком, чтобы спасти Анхелу. И это было самым главным.

Марина решила не жалеть времени, чтобы одеться кокетливо, предвкушая свидание с ирландцем. Она решила, что если не сможет договориться о свидании по телефону — на случай, если ей не удастся вернуть мобильный телефон — то сама явится к нему домой и скажет «hello!».

На самом деле она больше ничего и не могла сказать, да ей было и нечего. Просто Марина хотела его видеть и поцеловать еще раз. В конце концов, ради этого она прибыла в столь далекие места.

Однако поиски Патрика были не самым трудным испытанием этого дня. В это самое утро ей предстояло выдать себя за Анхелу в школе, где та учила английский. Удастся ли Марине притвориться шестнадцатилетней студенткой? На какой курс ее определят? Вспомнят ли ее преподаватели? Заметят ли в ней перемены прежние друзья?

Терзаясь сомнениями, Марина забраковала пятнадцать облегающих блузок и три коротких юбки. Она каменела при мысли, что девушка по имени Анхела могла владеть такой горой одежды, и уже собралась быть просто Мариной, надев потертые джинсы, а сверху рубашку с короткими рукавами. Но не поддалась соблазну.

Ведь теперь она была высокой голубоглазой блондинкой. Она была Анхелой, а та не одевалась, как бог на душу положит, и нисколько не боялась перемен.

Анхела тщательно подбирала одежду, чтобы, видя ее, все оборачивались, выдыхая короткое «ох!!!».

Это спонтанное восклицание, невольно срывавшееся с уст прохожих, являло миру, насколько неожиданной и неотразимой может быть Анхела, но никто не подозревал, что ради такого эффекта она каждый день тратила пятнадцать часов на то, чтобы подобрать себе очередной наряд.

Умение Анхелы сочетать отдельные его составляющие поражало. Марине же ничего не стоило сочетать зеленый цвет и голубой, фиолетовый и желтый. Хотя она была уверена, что одно из этих трех сочетаний является святотатством.

Марина еще не успела подобрать подходящей одежды, как выглянуло солнце (если это робкое сияние можно было назвать солнцем), а значит, она уже опаздывала. Наконец она выбрала мини-юбку, золотистого цвета сандалии и короткую телесного цвета блузку на тесемках — хотя у нее не было загара сестры, а потому такая блузка никак не могла придать ей сходство с Анхелой.

Марина все еще чувствовала себя очень странно в новой шкуре и с новой внешностью. Она никак не могла привыкнуть ни к своему веселому желтому цвету волос, ни к голубым линзам Однако неудобнее всего были головокружительной высоты каблуки, которые таили в себе опасность вывиха и множественных переломов щиколотки, большой берцовой кости и малой берцовой кости, а также набитый чулками лифчик девяносто пятого размера на поролоне и с косточками.

Но если все это способно было вернуть нежность Патрика, она была готова страдать.

Марина тщательно накрасилась бежевым тоном (реклама превозносила его как золотистый), после чего ее кожа обрела пшеничный оттенок, как у шведки, загоравшей под ультрафиолетовыми лучами. Марина не отличалась естественной пляжной смуглостью, которой хвасталась Анхела, однако ей весьма успешно удалась подделка под цвет бледного вампира, удачно сохранившего его после долгой зимы без единого солнечного дня.

Но ей не хватало терпения смотреться часами в зеркало, чтобы нанести удачный мазок на веки, темную полоску подводки на ресницы или придать блеск губам. Марине это казалось настоящей пыткой. Когда дело дошло до глаз, она так устала, что чуть не сошла с ума.