Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие акционеры на заседании совета директоров выступили против его кандидатуры: слишком молод – куда это годится, девятнадцать лет, без высшего образования, без опыта работы в органах. Но Сергей Андреевич настоял. Долго говорил о необходимости свежего взгляда, об инновациях, о психологии сотрудников и о том, что видит только одного человека, способного воплотить задуманное в жизнь. Когда Глеб слышал пламенную речь директора в пересказе его помощницы, присутствовавшей на заседании для ведения протокола, он смущался и краснел, вызывая у Ирочки смех. Ее забавляла реакция новоиспеченного руководителя. Но Глеб-то знал, что генеральный директор сильно преувеличил его возможности! Ему учиться еще и учиться – ничего особенного он пока что не сделал. Да, навел порядок в одном-единственном супермаркете в Отрадном. Но лишь после того, как Сергей Андреевич создал для него все условия. Поменял предыдущего начальника безопасности в компании, который занимался больше реверансами перед руководством, чем работой в супермаркетах. Раскрыл преступления Матвея. Уволил бригаду грузчиков во главе с Петровичем. Перевел Зинаиду Степановну в другой магазин на рядовую должность. Страшно вспомнить, сколько голов полетело с плеч! А если учесть, что многие активисты теперь отбывают срок…
Нельзя сказать, чтобы тогда – полгода назад – Глеб обрадовался решению директора назначить его специалистом для того, чтобы отправить в родной магазин налаживать систему безопасности! Ничего нет сложнее работы с людьми, которым ты еще вчера подчинялся и, по сути, играл для них роль мальчика на побегушках. Но выбора уже не было: как сказал ему Сергей Андреевич, назвался груздем – полезай в кузов. Никто не заставлял его разрабатывать новую систему безопасности супермаркета и идти с ней к директору. Сам хотел торжества справедливости – вот, получи.
Поначалу работать было так трудно, что Самойлов не раз порывался бросить все и сбежать. Коллектив, пока не произошло естественное обновление кадров после ухода предыдущей власти, его игнорировал. Никто никаких распоряжений не выполнял – приходилось делать все самому. Хотя Сергей Андреевич уже тогда наделил его серьезными полномочиями – и в кадровых вопросах, и в части затрат, а что самое важное – полностью доверял его мнению.
Но противостояние сотрудников было настолько сильным, что Глеб не выдержал бы, конечно, уволился. Для провинциального юноши, вылезшего из «ниоткуда», как все говорили, это был слишком тяжелый груз.
Но Глеб не мог бросить магазины в том состоянии, в каком они были. И понимал, почему: не из-за благодарности Сергею Андреевичу и даже не из-за гипертрофированного чувства ответственности, а из-за Светы. «Светланы Георгиевны», – мысленно поправился он и с надрывом вздохнул. Это ее компания. Ее супермаркеты! И он обязан навести в них порядок.
С той минуты, как он узнал, что девушка, которую он видел лишь раз и о которой так долго мечтал – нет смысла лгать себе, что это не так, – не свободна, жизнь для него остановилась. Он больше ничего не хотел. Поступление в университет превратилось из страстного желания в осознанную необходимость. Работа позитивных эмоций не вызывала: он выполнял ее из чувства долга и стремления защитить Светлану Георгиевну. Сумасшедшее движение вверх, которому другие сотрудники компании могли только завидовать, было ему безразлично. Он потерял смысл.
Это было чудовищно несправедливо: так безнадежно влюбиться! В кого?! В супругу генерального директора! В жену человека, который спас ему жизнь и тащил вверх по карьерной лестнице, словно локомотив, который – и главное именно в этом! – единственный в этой суровой Москве отнесся к нему как к человеку.
Глеб понимал, что до сих пор не поборол своих чувств, хотя очень старался. Он не мог задушить безумной любви: и чем чаще сталкивался со Светланой Георгиевной в коридорах компании, тем безнадежнее терял голову. Видел ее – и забывал дышать. Знал, что нельзя, не надо, но все равно искал встреч. Топтался под дверями ее кабинета утром, чтобы поздороваться. Стоял под ее окнами – она часто засиживалась допоздна – вечером, чтобы проводить. Как только свет в ее кабинете гас, он сломя голову несся в здание и поднимался на лифте на пятнадцатый этаж. Все было рассчитано с точностью до секунды: она как раз подходила к лифту, и они вместе ехали вниз. Ради этих минут он работал и жил! Ради того, чтобы ощутить ее близость в замкнутом пространстве и сойти с ума от запаха ее волос, который он чувствовал сквозь почти угасавшую к вечеру пелену тонких духов. Он надеялся и надеялся! Ждал того, что никогда не может случиться!
В его любви мешались страсть и страх, поклонение и вина, нежность и боль. Чем дальше, тем яснее он понимал: исчезнуть из ее жизни выше его сил. Пусть все их встречи были короткими минутами рано утром и поздно вечером, которых она даже не замечала. Для Глеба они превращались в вечность. Он жил и бережно, как сокровища, перебирал в голове каждую секунду их встреч.
А она не обращала внимания. Не замечала его состояния, не улавливала безумных взглядов, которыми он одаривал ее, оставшись с ней наедине. Не видела ничего!
Он не знал, что именно происходит со Светланой Георгиевной, но видел одно – она невыносимо страдает. Физически ощущал разрушающую боль, которую она в себе носит. Как он хотел помочь! Исцелить, зализать ее раны! Принять их на себя. Но она, стоя с ним рядом и заставляя кровь закипать в его жилах, была далека, как луна.
Иногда – последнее время все чаще – Глеб видел Светлану Георгиевну в абсолютно потерянном состоянии. В первый раз он подумал, что виной тому нечеловеческая усталость – она даже шла неровно, пошатывалась. Издалека была похожа на человека, убитого горем. Но когда она вошла в лифт, он все понял: его любимая женщина была мертвецки пьяна. Она закрыла глаза и прислонилась к стене лифта, не видя его. Да что же с ней происходит?!
Он спросил, не нужна ли помощь, – она его даже не слышала. Ком подступил к горлу, он ошалел: уже не скрываясь, умолял сказать, что происходит. Признавался в любви. Она сохраняла безразличие статуи.
Лифт остановился, двери раскрылись. Светлана Георгиевна разомкнула веки и, все-таки не удержавшись, споткнулась на выходе из лифта. Глеб подхватил ее под локоть, удержал, а сам чуть не потерял сознание от прикосновения, которое поразило его разрядом молнии. Она отшатнулась и высвободила руку.
И снова эта горечь, эта боль в ее осанке, в движениях… Глеб смотрел ей вслед, и сердце его замирало от страха каждый раз, когда она делала шаг. Он невольно брел за ней следом, готовый в любую секунду броситься, поддержать, и сердце его разрывалось на части.
Он хотел умереть, лишь бы облегчить ее страдания. Мечтал о мучениях, лишь бы она не знала их! Конечно, Глеб догадывался, что все дело в компании: эти постоянные финансовые проблемы кого угодно были способны довести до белого каления! Он видел, сколько бед и трудностей каждый день валится на ее хрупкие плечи. И дал себе слово – пока он жив, по крайней мере о воровстве она не услышит. Он будет работать двадцать четыре часа в сутки, будет стоять на дверях супермаркетов и жить в подсобках магазинов, но краж на ее территории не допустит!