отпустили. На Тхэсоне лица не было. Как только Ынчжу подошла к ним, сын сказал: «Полиция нашла убийцу, это точно он. Оказывается, это наш Проповедник». Как и все в округе, Кихён знал его в лицо и рассказал, что полицейские спрашивали у него, почему он не узнал Проповедника в день убийства. Кихён ответил, что тогда было темно, поэтому он не смог разглядеть его. Тхэсон ответил примерно так же.

– Мам, тебя ведь тоже вызывали в участок. Ты знаешь, каково это.

– Да, но у меня все было немного по-другому, – ушла от ответа Ынчжу.

Тхэсон толкнул Кихёна локтем в бок и сказал:

– Говорят, что твою маму вызывали в участок как подозреваемую. А мы чего? Всего лишь свидетели.

– Давайте не будем об этом, такси уже ждет.

У нее свело живот от нервов, она усадила детей назад и как можно скорее села на переднее кресло. Подростки тихо разговаривали сзади:

– Форма ножа, который был тогда у преступника, точь-в-точь повторяет мою рану.

– Правда?

– Тогда никаких сомнений не остается.

Кихён ничего на это не ответил. Он посмотрел на Тхэсона и спросил:

– По-твоему, тот фанатик слабоумный?

– Не уверен.

– Мне кажется, у него что-то с головой.

– Ну вот поэтому он и убил троих.

– Да, в тюрьме ему будет ненамного хуже, чем на свободе. А вот мы там с ума сойдем.

– Угу.

– Не переживай, его уже поймали.

Кихён говорил тихо, но уверенно. Тхэсон молча его слушал. Ынчжу увидела своего сына с другой стороны: ребенок, который, казалось, никогда не вырастет, вдруг в один миг будто повзрослел. Она поразилась зрелости сына, в груди разлилось тепло при мысли об этом.

– Вы, двое, хватит там болтать, просто забудьте об этом.

– Ладно, – послушно ответили они.

– Мам, а можно мы заедем на рынок? – спросил Кихён.

– А что вы хотите?

– Жареную курочку.

У Кихёна был любимый ресторанчик, где готовили курицу, он находился у входа на рынок. Ынчжу попросила таксиста остановить машину там. На праздничном базаре везде горели огоньки, из колонок, прикрепленных к ларькам, громко играло музыкальное попурри. Загримированный под клоуна молодой человек в традиционном костюме танцевал и продавал рисовые сладости. Повсюду стояли ларьки с уличной едой и закусками, куда продавцы зазывали покупателей. Через некоторое время люди, услышав про вокальный конкурс для местных жителей, начали стекаться к открытому пространству у ручья. Посетителей ресторанчика, где подавали жареную курицу, тоже было больше, чем обычно, многие сидели за столиками перед входом и пили пиво. Ынчжу заняла место и попросила две порции навынос. Все вокруг только и говорили, что о серийном убийце:

– Это точно не Проповедник. Он, конечно, не в себе, но и мухи не обидит.

– Вот ведь полицейские, а. Думают, раз у человека проблемы с головой, то он сразу убийца серийный? Надо ж быть такими безмозглыми!

– Шумиху на всю округу подняли, им главное найти козла отпущения. Слышал, что его поймал начальник участка. Все с ним понятно. Этот лентяй только ходит туда-сюда по району да ест за чужой счет. Вот решил разок показать плоды своей работы.

– Даже если преступник он, мне его все равно жалко, он не был плохим человеком. А вот все жертвы, говорят, были ужасными людьми.

– А я о чем!

– Поделом им. Кого, вообще, волнует смерть этих поганцев? Они заслужили наказание, чтобы жизнь медом не казалась.

– Ты не меняй тему. Говорю, Проповедник не убийца! Не важно, кого убили – плохих или хороших, важно, чтобы маньяк оказался за решеткой.

Совсем скоро на улицу вышел хозяин ресторанчика с двумя упакованными порциями курицы. Ынчжу отдала их Кихёну и Тхэсону и собиралась было расплатиться, как вдруг на противоположной стороне рынка увидела силуэт Чхансу. Он шел в толпе на пустырь, чтобы посмотреть выступления конкурса песен.

– С вас тридцать тысяч вон, – протараторил владелец ресторанчика и попытался понять, куда смотрит Ынчжу. Она испугалась, будто ее поймали с поличным, быстро расплатилась и ушла.

Когда сын переступил порог дома, от его взрослости не осталось и следа.

– Еще один умрёт. Еще один… – бормотал он.

– Кихён, что ты там говоришь?

– Если он не убийца, то…

– Прекрати уже. Я сказала забыть об этом.

– …ну смотри, если еще один человек умрет, то Проповедника отпустят и с него снимут обвинения.

– Не надо рассуждать о будущих смертях. Доедай курицу и иди в свою комнату.

– Только бы не попался, только бы не попался! – крикнул сын, поднимаясь по лестнице с курицей в обеих руках.

– Кихён!

Она снова позвонила мужу, но тот по-прежнему не брал трубку. Сев на диван, измученная Ынчжу неподвижным взглядом уставилась в пространство, задаваясь вопросом, где он. Сегодня она непременно узнает. Хосон, как обычно, промямлит что-то невразумительное и поспешит в свой кабинет. Ынчжу ощутила злость на него. Он ничем не интересовался – ни детьми, ни домашними делами. Он даже не говорил ей, куда уходит. Из-за этого ей пришлось одной отправиться в ненавистный полицейский участок. Денег он тоже не зарабатывал, только жил в свое удовольствие… Безответственный и ленивый. Ынчжу обнаружила, что ее буквально трясет от ненависти. Хорошо бы он вообще не пришел домой, подумала она. Век бы его не видеть!

Ынчжу по привычке вспомнила о Чхансу. Его гладкую щеку, его сухие горячие губы, прикасавшиеся к ее губам. Ей неожиданно захотелось увидеть его, поговорить с ним, и от этого импульса ее сердце забилось сильнее. Она включила телефон, но отказалась от этой затеи, не успев нажать на кнопку вызова. Ынчжу понимала, что сегодня вокруг слишком много любопытных глаз, вдруг кто-то заметит их вместе. Но стоило ей подумать об этом, как она почувствовала еще большее желание увидеть его. Интересно, он все еще там, на конкурсе? А если она обозналась? А если все-таки это был Чхансу? Может, он заметил ее и теперь ждет там?

Ынчжу резко встала, торопливо обулась и пошла на пустырь. Там была установлена временная сцена, разноцветные лампочки и фонарики ярко освещали территорию у ручья. Возле аттракционов, как и полагается, слышались детские крики. Подойдя к сцене, она осмотрелась. Вокруг было на удивление мало людей. Ынчжу попыталась найти Чхансу взглядом, но его нигде не было видно. Может быть, он уже ушел домой или она просто обозналась. Чхансу часто говорил, что терпеть не может толпы.

Какая-то женщина пела под громкий аккомпанемент. Она была захвачена потоком собственных чувств. Приглядевшись, Ынчжу узнала в ней соседку.

– Не сгорю я… не сгорю… будь мне другом, разожги любовь мою!

Последний куплет соседка пропела почти шепотом. Ынчжу на мгновение