Фитиль с треском рассыпал вокруг искры. Янтарное вещество, стекавшее по бронзовой рукоятке густой золотистой спиралью, вспыхнуло от воды. Язык огня тянулся вверх, как змея с изумрудными глазами, из пасти которой вырывалось пламя.

И вдруг он взорвался, как бомба.

Вылитая Эриком вода зашипела в огне, но, вместо того чтобы ослабнуть, алое пламя с новой силой взметнулось вверх, подбираясь к нашим ногам и становясь постепенно темно-золотистым. Маслянистая газовая взвесь сдетонировала, и огонь стремительно помчался по полу, стенам, пожирая книги, затем перекинулся на дверь с зеркалом, образуя непроходимый барьер и отрезав нам все пути к отступлению.

«Неужели нам суждено погибнуть в огне?» — ужаснулась я.

— Лола, ложись на пол!

Мы упали на колени. Перед нами полыхал столб обжигающего жара, рассыпающего во все стороны искры.

Прикрыв голову, я вслед за Эриком бросилась к запертой двери, через которую мы проникли сюда. Мы отчаянно пытались открыть ее, до крови сдирая кожу на пальцах, но она не поддавалась.

Пригнувшись к земле и прикрывая голову руками, мы, как нам хотелось думать, вдыхали более чистый воздух, стлавшийся по полу. Клубы черного дыма поднимались к потолку. В комнате было настолько светло, что я ясно видела каждый закуток, каждый предмет.

Эрик прикрыл глаза ладонью.

— Попробуем выбраться через ту дверь, что с зеркалом…

— Она уже загорелась!

— Но другого выхода нет!

Я задыхалась от дыма.

— Загадка… Что там говорится… Повтори ее мне…

— Ты сказала: «В святыне города Второго…»

— Не эту, другую часть!

— «Что стережет четверка грозная Драконов…

— «Четверка грозная Драконов», — повторила я. — А дальше… Прочти Матфея иль погибнешь. Матфея… Матфея…

Он схватил меня за руку.

— Ты имеешь в виду Библию, Священное Писание?

— Да! — Я бросилась к столу и столкнула Библию на пол.

— «Прочти та-та Матфея иль погибнешь», — бормотала я, отползая с книгой подальше от огня.

Я открыла Евангелие от Матфея.

Глаза мои прыгали по строчкам, повествующим о рождении Христа, об Иоанне Крестителе. Но огонь продолжал пожирать полки с книгами, выбрасывать длинные языки.

— Матфей, Матфей, — бормотала я.

— Нужно поскорее выбраться отсюда! — сквозь рев огня крикнул Эрик. — Придется прорываться сквозь огонь, но не остается ничего другого!

Конечно, он говорил верно, хотя я не надеялась, что мы сможем выбраться отсюда живыми. Однако все-таки лучше попытаться, чем сгореть заживо, разгадывая текст!

Но в этот момент ужас, навеянный этой мыслью, внезапно прояснил мою память. Я листала страницы с римской нумерацией глав. I, II, III, IV… И вдруг вспомнила…

Лихорадочно листая Библию, я отыскала главу с Нагорной проповедью, пробежала глазами по странице и наткнулась на знакомое место — 5:13.

И тут же громко воспроизвела его на английском:

— София цитировала этот пассаж в своем дневнике! — прокричала я. — Антонио использовал его при устройстве своих ловушек! Насколько я помню, в нем говорилось следующее:

Я уже ползла по полу, кашляя от удушливого дыма, надеясь раздобыть вещество, способное спасти нас. В голове роились воспоминания из истории: об Александре Македонском, покорившем персов с помощью всепоглощающего греческого огня, воспламенявшегося даже от воды; о горючей смеси древних индийцев, которую можно было загасить только землей или солью; о современных порошковых средствах тушения пожаров. Я вспомнила письмо Антонио, адресованное Джованни Медичи, с которым мы имели возможность ознакомиться во дворце Медичи-Риккарди. Там упоминалось о вторжении в Тимбукту, о лаборатории африканских алхимиков. Охранявшие ее мавры попытались тогда сжечь Антонио посредством какого-то таинственного вещества, порождающего пламя. Он убил напавшего на него старого колдуна, был спасен тем не менее его сыном, будущим рабом по прозвищу Глупец. В своем письме он рассказывает об этом эпизоде так:

— Эрик, это не обычный огонь. Это нефть, каменноугольная смола.

— Вот почему она загорается от воды…

— Но его можно потушить землей или солью, так говорится в Библии…

— Значит, в этой комнате должна быть соль. «Но если соль теряет свою силу, то чем сделаешь ее соленой? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить ее вон на попрание людям». И мы должны бросить ее на землю и топтать ногами… — Эрик шарил взглядом по лаборатории, по трем обитым кожей сундукам. — Эти сундуки…

Мы бросились к ним. Хозяин сундуков оставил их, видимо, не без умысла в таком состоянии, чтобы их могли легко открыть. Во всяком случае, они не имели замков и были просто обвязаны узловатой веревкой. На кожаных крышках виднелись тисненые эзотерические символы. Я стряхнула пыль с крышки одного из них.

— Подожди! — Эрик уже возился с ближайшим к нему сундуком. — У нас нет времени.

— Мы же не знаем, что там.

— Соль и… Какая разница?

— На них есть пометки, какие-то знаки. — Хотя я буквально тонула в черном дыму, я узнала эти символы. — Мне кажется, эти знаки — предостережение.

Эрик очистил от пыли выгнутые крышки сундуков. На них были следующие символы:

— Это знаки, использовавшиеся алхимиками, — пояснила я. — Они обозначали химические соединения.

У Эрика слезились воспаленные глаза.

— Вот черт!

— Осторожно!

— Соль может погасить огонь, а ртуть и сера могут погубить нас. — Он закашлялся. — Лола! Пригнись. Мы надышались дымом.