загремел засов, дверь медленно открылась, и на пороге встал, покачиваясь, охранник. Вглядываясь в лежащую на соломе Констанцу, он лениво сказал: — ну, чего тебе ещё? Потерпи, скоро наш лорд займётся твоими удобствами! — Он издевательски захохотал, но тут же смех сменился хрипом, и охранник осел к ногам Алена. Тот вытащил из его груди кинжал и хладнокровно обтёр его об одежду убитого. Констанца содрогнулась, и её чуть не вывернуло наизнанку, но она сдержалась. Ален, качаясь, стоял, держась за стену. Она подбежала к нему, забрала кинжал и сунула его в ножны. Выглянув наружу, прислушалась. Кругом было тихо, на скамейке у двери валялся тёплый плащ охранника. Преодолевая отвращение, она схватила его и накинула на плечи Алена, только сейчас заметив, что он дрожит от холода в одной треконде. Он усмехнулся, но ничего не сказал, а шагнул к двери, потянув Констанцу за руку.

Они шли в обнимку по ночной деревне, потому что девушке пришлось положить его руку на свои плечи, иначе бы он упал.

Перед этим ей, преодолевая страх, пришлось подойти к конюшне, где стояли кони наёмников. Она осторожно открыла ворота и вернулась к Алену. Он стоял, прислонившись к стене сарая, и она видела, что он лишь усилием воли держится на ногах.

Ворота постоялого двора она тоже оставила открытыми. А потом они побрели туда, где их дожидался привязанный жеребец. По приказу хозяина Гром послушно подогнул ноги и опустился на снег. Ален с трудом сел в седло и похлопал коня по шее. Тот легко поднялся, а Констанца привязала всадника к седлу прихваченными из сарая верёвками. Затем, уперевшись кончиком сапога в ногу Алена, вскочила на жеребца сама.

В темноте и тишине они подъехали к воротам постоялого двора. Ален резко выбросил обе руки вперёд, а затем развёл их в стороны и толкнул Грома каблуками сапог. Едва они отъехали от ворот, сзади раздался топот конских копыт. Мимо них бешено промчались два десятка лошадей и скрылись во мраке. Ален хмыкнул: — вот теперь наёмникам будет тяжело нас догнать.

* * *

Они ехали весь остаток ночи и утро, иногда останавливаясь, чтобы дать отдых коню. Обняв Алена сзади и прижавшись к его спине, Констанца всё время была настороже. Он держался в седле из последних сил, временами наклоняясь вперёд. Тогда она принималась звать его по имени, ещё сильнее обнимая его и понимая, что этим причиняет ему боль. Ей казалось, что дороге никогда не будет конца, но внезапно Гром остановился. Она подняла голову: рядом с головой коня стоял и держал его под уздцы маленький человечек, хозяин постоялого двора «Уютная гавань». Он улыбался им, а за его спиной она увидела подводу с сеном, запряжённую невзрачной лошадёнкой.

Вдвоём они помогли Алену слезть с коня. Разворошив сено, данн Джоджий постелил на дно подводы большой меховой плащ. Уложив находящегося в полуобморочном состоянии Алена, Констанца легла рядом, прижав его к себе. Данн Джорджий укрыл их с головой другим плащом, а сверху навалил сена, которое привязанный сзади Гром уже давно с наслаждением жевал. Подвода не спеша тронулась, и Констанца, чуть живая от пережитого ужаса и чувствуя, как тихо дышит Ален в забытьи, скоро уснула.

Проезжающие по дороге, немногочисленные с утра повозки, кареты и телеги огибали их, а седоки равнодушно скользили взглядом. Картина не вызывала удивления. Парнишка с работником грузят пьяного, едва стоящего на ногах хозяина, на телегу, чтобы тот не упал с коня. Ничего интересного.

Глава 14

Ален медленно приходил в сознание, чувствуя, как постепенно отступает слабость. Он понял, что лежит на узкой кровати в крохотной коморке за обеденным залом на постоялом дворе Джорджия. В маленькое узкое окошко под самым потолком заглядывала луна, освещая его, раздетого и укрытого тёплым одеялом, и спящую на узкой кушетке у стены Констанцу. В лунном свете её лицо выглядело усталым и измученным. Он почувствовал, что голову что-то стягивает и нащупал повязку. Ален попытался сесть, но с тихим шипением опустился на подушку. Избитое тело давало о себе знать. Девушка зашевелилась и открыла глаза. Увидев его взгляд, улыбнулась и соскочила с кушетки, откинув одеяло. Он отметил, что на ней купленные накануне юбка и светлая блузка из тонкого хлопка. В женской одежде она выглядела непривычно трогательно и беззащитно. Он улыбнулся в ответ, и молодая кожица на разбитых губах лопнула, отчего он поморщился: — не могу улыбаться, губы больно.

Её глаза округлились, а лицо скривила жалобная гримаска. Она опустилась на колени перед его изголовьем: — молчи, пожалуйста! Тебе очень больно, да?

Ален с радостью вглядывался в её, такое близкое и родное лицо, глаза, на которые опять навернулись слёзы. Он тихо провёл рукой по её щеке, а она потёрлась о его ладонь: — Констанца, я люблю тебя, милая. Я чуть не умер со страха, когда увидел тебя там, в сарае.

Она прерывисто вздохнула, кажется, его признание её не удивило. — Ален, я тоже тебя люблю. — Констанца помолчала, как будто прислушиваясь к себе, добавила: — очень сильно люблю, правда.

Он смешливо фыркнул: — кажется, я должен был встать перед тобой на колено… — он подумал, — или на оба. Ведь именно так положено в любви объясняться?

Констанца засмеялась и тут же зажала себе рот обеими руками: — данн Джорджий велел не шуметь. Про эту комнату никто не знает, у неё даже дверь открывается сначала в кладовку с вёдрами и вениками. Он сказал, что нас обязательно будут искать!

Ален кивнул, и это движение сразу отозвалось болью в голове: — да, Констанца, я знаю про эту комнату. Расскажи мне, что было, как вы меня сюда затащили?

Она села к нему на постель, но он потянул её к себе, повернувшись на бок на узкой кровати, и она не упираясь, без раздумий прилегла рядом, положив голову к нему на подушку. Он обнял её, чувствуя, как приятно пахнут её волосы, как напрягается её маленькая грудь, когда она тоже обняла его.

На какой-то момент она сбилась с мысли, и он улыбнулся про себя. Кажется, его любимая тоже подумала не о том, как его везли. Она немного отодвинулась и принялась рассказывать: — данн Джорджий решил, что если нам удастся сбежать, то мы поедем очень медленно. Он…, - она запнулась, — в общем, он догадался, что тебя сильно изобьют. Поэтому он решил нас встретить на дороге. Ты всё время соскальзывал с Грома, и я боялась, что не