Свиридов привычно набил на клавишах телефона номер Афанасия. Никто не снимал трубку. Мобильный тоже не отвечал.

Влад побледнел.

– Он же лоханулся тогда, на вилле Горина, а тот вряд ли простит… Да, кстати, Наташка, – Владимир повернулся к жене, – Липский сказал мне, кто стоит за этим самым Красновым.

– Наверно, сам Липский, – тихо сказала она.

– Если бы только он. – Свиридов провел ладонью по лицу, словно хотел, как пот, смахнуть с него полотняную бледность. – Есть еще некто Горин Валентин Адамыч, твой несостоявшийся благодетель!

Наташа шевельнула губами и подняла на Свиридова расширенные глаза:

– Горин? Вот этот, с которым… Ну, конечно! Я так и думала. Наверно, если бы я сама не захотела выйти на него, Ленка меня к этому подтолкнула бы. А так я сама, дура, все себе устроила… Только все равно… Все равно я ничего не понимаю. За что?

– Зато я, кажется, начинаю догадываться, – сказал Влад. – Ты думай, Наташка, думай. Мне пока что нечем думать, а у Иваныча никого в городе знакомых нет. Неужели у тебя, Наташка, нет надежного друга, которому можно довериться? Мои-то все из конторы Липского. Вот только один Афанасий… Не знаю, что и думать.

– Я тоже не знаю…

– Ну там, подруги, друзья, школьные, институтские.

– Мою институтскую подругу убили, сам знаешь, – сказала Наташа. – Да и не подруга она мне была. А больше вряд ли кого можно обременить таким… Ведь это жизнью рисковать надо, чтобы дать нам берлогу, в которую можно завалиться и переждать.

Свиридов осторожно взялся за голову.

Наташа шевелила губами, перечисляя своих друзей, а потом сказала:

– Да… есть! Только ты, Влад, ничего не говори. Не время и не место.

Свиридов медленно поднял глаза и хрипло выговорил:

– Да понял я. Любовнику звонить собираешься?

– Больше некому.

– Это тому самому Ле-лику?

– Да, ему. У него мать уехала на две недели. Значит, вернется через два-три дня. Он нас примет. То есть я надеюсь, что примет.

– Так звони! – бросил Свиридов.

Ему было дурно.

Гудки уходили в пустоту один за другим, а трубку никто не брал. Господи, как молниеносно Лелик хватал эту самую трубку, стоило Наташе позвонить по совершенно малозначимому, пустяковому поводу! А тут – как нарочно.

Она глубоко вздохнула, и на самом на выдохе трубку наконец взяли. Высокий голос Лелика выговорил:

– Я слушаю.

– Привет, Леня, это я, – сказала Свиридова.

– Наташа? Да, я слушаю, Наташа. Рад… рад тебя слышать. Ну говори, что ты замолчала.

– Мне нужна твоя помощь, Леня. Поможешь?

– Конечно, о чем речь.

– Только ты еще не выслушал, как именно ты можешь помочь. Только не ужасайся. Постарайся спокойно… Тут неприятности не типа украденного портфеля с чертежами и матушки, переевшей горохового супа.

Лелик издал какой-то звук, напоминающий раздавленное кваканье престарелой лягушки, после чего выдавил:

– Я же сказал, что помогу, чем могу. Говори.

– Ты можешь на два дня принять меня в свою квартиру? Только не одну, – добавила Наташа, опережая возможную бурную радость Лелика по поводу такого приятного предложения. – С Димкой и еще… с моим отцом, Михал Иванычем… Ты помнишь его, ты с ним еще напился у меня дома…

– Михал Иванычем? – проблеял Лелик.

– И Володей, моим мужем, – договорила Наташа и резко замолчала.

Архитектор издал жалкий горловой звук и надолго замолчал. Наташа подумала, что любовничек сейчас откажет, малодушно сославшись на возможный приезд строгой матушки, – и тогда она оскорбленно бросит трубку, потому что надеяться уже особо не на что.

– Приезжайте, – хрипло сказал Лелик и закашлялся. – Сейчас приедете?

– Спасибо, Ленечка, – выдохнула Наташа. – По телефону не могу… Только ты никуда не уходи… понимаешь?

– Да. Подожду, – ответил тот, и Наташа, задыхаясь, нажала на кнопку «Talk» на переносном радиотелефоне, по которому она разговаривала из туалета. Мало ли что… Кто поручится, что Краснов не поставил «жучки» в квартире в пору своего единственного визита сюда?

Телефон отключился. Наташа вышла в кухню и, проведя рукой по волосам, выговорила:

– Он согласен.

Кажется, их продолжал хранить бог. Дав возможность сбежать из той квартирки, где держали Влада и Михал Иваныча, он и теперь побеспокоился о том, чтобы переезд от Свиридовых к Лелику прошел без эксцессов. Домработницу наскоро рассчитали (она была немало удивлена краткосрочностью своей работы на новом месте, а также тем, сколько денег получила за неделю), собрали все самое необходимое и уехали.

Влад объяснял это только одним: амбалы, вырубленные Михал Иванычем на той квартире, еще не очухались и не подняли тревоги.

Добравшись со всеми мыслимыми предосторожностями до места, они наконец-то вошли в подъезд, где проживал Лелик. Наташе казалось, что она почти спокойна, но, когда понадобилось набирать код входной подъездной двери, обнаружилось, что цифры этого кода упорно не желают всплывать в ее памяти, а руки дрожат, как у алкоголика после месячного запоя.

Впрочем, все образовалось. Они благополучно поднялись на третий этаж и позвонили в квартиру Лелика.

И тут Владу стало плохо. Вероятно, сотрясение мозга было достаточно серьезным, да и нервы у него были все-таки не железными. Потому что ноги его подкосились, и он загремел бы головой о лестничную клетку, не подхвати его Михал Иваныч, непрестанно бормочущий: «Господи, приехал к дочке в гости, старый дурень, приехал к дочке в гости».

Лелик открыл с таким же белым лицом, как у Свиридова. Его физиономия была густо перемазана йодом, что придавало ему откровенно комичный вид, а впечатление усугубляли торчащие во все стороны клочками волосы.

Увидев полубесчувственного Свиридова на руках Михал Иваныча, он судорожно вздохнул, а потом выхватил из рук Наташи тяжеленный чемодан и тычком ноги распахнул прикрывшуюся за спиной дверь.

– Входи…те, – пробормотал он и отвернулся, потому что Михал Иваныч посмотрел на него сузившимися глазами и шевельнул толстыми, в мелких трещинках губами.

Влада, который, кажется, первый раз в жизни почувствовал себя таким беспомощным, втащили в квартиру и свалили на диван в дальней комнате. Наташа пошла делать ему холодный компресс, а Михал Иваныч, взяв на руки Диму, снова пристально посмотрел на Лелика и проговорил:

– Где-то я тебя уже видел, парень. Да. Видел.

– Может, и видели… – пробормотал тот и отчего-то вжался в стену. Лелику явно было не по себе.