свейских и датских ярлов. Всего у него было одиннадцать драккаров. Беовульф… — тут юноша сделал паузу, словно не решаясь говорить далее (впрочем, это был обдуманный жест, а вовсе не искреннее смущение) — Беовульф пообещал мне помочь отомстить ярлу Самсону за убийство моего отца, брата, тестя, его сыновей и дочери Альвдис, моей супруги.

Тут сын Сверкера взял небольшую паузу, после чего продолжил:

— Однако смелость ярла «Медведя» в этот раз его и погубила. Он первым ворвался в гавань у бурга Самсона — и первым попал под удар его «пороков». Драккар ярла был сожжен в гавани; погибла также команда и следующего за вождем корабля. И лишь третий сумел благополучно причалить — оставшиеся же суда данов пристали к берегу на значительном удалении от крепости нашего врага. И тогда Самсон вывел большой отряд из бурга и атаковал, имея двукратное численное превосходство над сумевшими выбраться из воды хирдманами… Они все погибли, пал и великий воин Беовульф, предательски сраженный множеством воев противника!

На самом деле Флоки ничего этого не видел, в бессилии лежа на песке после того, как покинул своих соратников, спасаясь с горящего драккара. Никаких угрызений совести он не испытывал: все его товарищи, в том числе и могучий Виглаф, его учитель, также как и великий воитель Беовульф, все погибли — он же остался жив! Виглафа, правда, было очень жаль… Но научивший доверять пророческим снам и собственным дурным предчувствиям, сын Сверкера не колеблясь, бросил хирд — и сумел выжить в невероятно долгом заплыве, в конечном итоге оказавшись мудрее всех… Впрочем, так и не увидев ни гибели соратников, ни смерти самого «Медведя», в оценке случившегося «Мститель» оказался неожиданно близок к истине!

Выслушав юношу, конунг согласно покачал головой — правда, было не совсем ясно, с чем он соглашается, словами принесшего дурные вести свея или же собственными мыслями — после чего решил уточнить:

— Но как же ты сам спасся, Флоки? Как сумел добраться до Упсалы, найдя возможность предупредить нас?

Перед сыном Сверкера в одно мгновение пролетели образы-воспоминания: как он приходит в себя и видит пылающие датские драккары в море, как в панике бежит от бурга Самсона, бежит, не оглядываясь по сторонам… Как его без боя взяли на ночлеге «восточные викинги» — по счастливому для Флоки стечению обстоятельств, являющимися врагами его врага. А это обстоятельство, как известно, создает возможности союзов, порой самых неожиданных… Флоки вспомнил морщинистое, похожее на птичье лицо верховного волхва, к коему его доставили захватившие его воины, вспомнил, как вздрогнул всем телом, впервые поймав на себе полубезумный взгляд жреца… Более седьмицы он жил у капища на правах пленника — но когда до «Мстителя» дошла весть, что ромей, принимая в дружину первых струсивших ярлов, объявил поход на Уппланд, в голове его практически мгновенно сложился план, каким образом ему удастся погубить своего давнего врага! И выслушав его, волхв буквально загорелся идеей свея, тут же освободив пленника, вернув ему оружие и одарив новой кольчугой (взамен той, что сын Сверкера каким-то чудом сбросил с себя во время заплыва). Все оставшееся время пребывания на Эйсюсла с Флоки едва ли не пылинки сдували, кормя буквально на убой — а когда готова была ладья для похода, с ним к родным берегам отправился хирд отборных воинов из числа «восточных викингов»! Благодаря им, а также черной вести, им несомой, он наконец-то попал к конунгу — и вот, ныне он стоит перед самим Стенкилем! Вспомнив все трудности, что ему пришлось преодолеть, «Мститель» невольно улыбнулся — он наконец-то добился своего вопреки вставшим на его пути сложностям! Впрочем, быстро стерев с губ неуместное сейчас проявление чувств, он поспешно выдал заранее заготовленную и вполне убедительную полуправду:

— Я был оглушен во время битвы и потерял сознание. Когда же пришел в себя, то увидел, что ромейские корабли жгут и таранят драккары датчан, и тогда поспешил укрыться в лесах острова. Там я встретил «восточных викингов» — и с удивлением для себя узнал, что они враждуют с ярлом Самсоном, и что он силой заставляет их идти за собой. Меня привели к верховному жрецу, коему я без утайки рассказал свою историю. А когда к нашему общему врагу из Гардарики пришли новые воины, он объявил, что сокрушит любого, кто не подчиниться ему, и что собирается в поход на Уппланд… Вот тогда-то я и предложил «восточным викингам» стать их посланником к тебе, конунг! Битые во множестве сражений, на суше и на море, островитяне как огня боятся ромея, и часть их уже обратилась в верных ему цепных псов. Но для большинства ненависть пока сильнее страха — и они ищут удобного случая избавиться от захватчика!

Сделав короткую паузу и прочистив пересохшее горло, Флоки продолжил:

— Так вот, славный Стенкиль, что предлагают нам «восточные викинги»: они сами нападут на ярла! Но только если тот встретится с твоим войском. И когда он, его венды и перешедшие на его сторону мужи Эйсюсла вступят в бой, сохранившие свою честь воины ударят Самсону в спину, обрекая того на гибель… Нам лишь нужно отправить в море несколько судов с целью обнаружить флот врага, да выставить дозоры на побережье, предупредив жителей. И собрать хотя бы двухтысячное войско, отправив его к морю — а когда враг появится, выйти ему наперерез. Ромей смел и удачлив — у него полторы тысячи «восточных викингов» и более семи сотен вендов и ругов, а также хирдманов исландской принцессы. Он решится на битву, видя равенство сил или собственное малое преимущество — но тогда же получит удар в спину!

Выслушав пылкую речь юноши, конунг неожиданно улыбнулся и с легкой иронией спросил:

— Почему же нам не воспользоваться дымными сигналами? Или вовсе не выйти в море наперерез врагу? Как думаешь, Флоки, сын Сверкера?

Вопрос для «Мстителя» был неожиданным, но ответил он практически не задумываясь:

— Дымный сигнал будет заметен и на кораблях. А узнав, что неожиданного нападения не вышло, и что его войско ждет сильный противник, ярл Самсон может и отказаться от набега на Уппланд. А ударит, например, по Гетеланду!

На последних словах в зале возмущенно зароптала часть собравшихся мужей, и, приняв их ропот за поддержку, юноша продолжил чуть более смело и уверенно:

— Что же касается морского сражения — то природный ромей, построивший столь могучие корабли, имеющие собственные «пороки», умеют ими и править в битве, тараня драккары своих противников. В море его суда — настоящие плавучие крепости, и боюсь, что захват их