Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Причина смерти?
– Никаких официальных заявлений не делалось, но тот же источник рассказал журналистам, что дети убиты из огнестрельного оружия.
– У Лени был пистолет?
– Ну, что ты! Он и оружие вообще вещи несовместные.
Татьяна подумала, что ее заявление звучит слишком безапелляционно, и слегка его подкорректировала:
– Во всяком случае, о том, что у Леонида было оружие, я ничего не знаю.
Калитка, ведущая к пляжу, оказалась незапертой. Валерий Петрович решительно распахнул ее и начал балансировать на узких ступенях, явно не приспособленных под его габариты. Татьяна, несмотря на каблуки, шла легко и даже успевала по сторонам смотреть. Слева от тропинки тянулись неприступные заборы новорусских вилл, внизу блестела вода, справа виделся реденький, чахлый лесок.
– Валерочка, неужели ты правда хочешь на пляж? – недоверчиво спросила Таня.
Тот не ответил – продолжает спускаться, пыхтит, хмурится…
– Смотри, – пугнула Таня, – лифтов тут нет. Не поднимешься потом.
– Похоже, нам сюда. – Отчим вдруг решительно сошел со ступенек и ступил направо, на узкую лесную тропинку.
– Мы, наверное, ищем клад, – иронически предположила Татьяна. И пояснила: – Тут, в Кострове, его все ищут. Говорят, что скифы где-то в окрестностях города золотишко зарыли.
– Отлично! – вдруг возвестил Валерий Петрович.
Таня удивленно взглянула на отчима – вообще-то высшей похвалой у него раньше было слово «приемлемо». И потребовала:
– Ты можешь наконец объяснить, куда мы идем?
– Так я и думал: дорога, – не отвечая падчерице, констатировал отчим. – Я ее еще с террасы заметил.
Тропинка действительно упиралась в не шибко оживленную, но все-таки трассу.
Отчим велел:
– Останавливай первую же машину. Пусть довезут нас до города или хотя бы до шоссе. Не торгуйся, соглашайся на любую сумму. Деньги у меня есть.
– Мы что, опять убегаем? – удивилась Татьяна.
Из-за поворота показалась старенькая «пятерка».
– Голосуй, – велел отчим.
Таня послушалась, подняла руку. Машина затормозила. За рулем оказался древний дедок – такому на теплой печке место, а не за рулем.
– Подвезете нас до Кострова? – спросила дедка Татьяна.
Тот прошамкал:
– На шштанцию еду.
– Тогда до станции, – выступил из-за ее спины Ходасевич.
– Шшадитесь, – пригласил дедок. – Шшигарет мне за подвоз купите.
Он подождал, пока Таня с отчимом разместятся в машине. Лично проверил, хорошо ли они захлопнули двери. Подправил зеркало заднего вида. Основательно, будто перед дальней дорогой, поерзал в своем водительском кресле. Велел отчиму, севшему на переднее сиденье:
– Пришштегнитесь.
И только потом аккуратно снял машину с ручного тормоза и неспешно тронулся.
– Рассказывай дальше, – велел отчим, повернувшись к Тане с переднего сиденья.
Та сделала знак в сторону спины дедка: мол, а можно ли при нем? Валерий Петрович махнул рукой: дескать, не обращай на него внимания.
– И еще одно преступление было совершено как раз в минувшее воскресенье, – начала Татьяна и покосилась на водителя. Тот был поглощен процессом руления. Тогда она продолжила (напоследок приберегла самую забойную историю): – В понедельник в своей квартире был обнаружен труп некого Давида Кобишвили. Нашла его домработница, пришедшая к нему убираться и открывшая дверь своим ключом. Кобишвили был зарезан несколькими ударами ножа. Дверь не взломана. Из квартиры исчезли деньги, золото, антиквариат. Вообще Кобишвили был состоятельным человеком. Он руководил небольшой компьютерной фирмой, которая в том числе поставляла компьютеры руководству области. Милиционеры считают, что это убийство с целью грабежа и что совершил его человек, хорошо знакомый с покойным. Кобишвили сам открыл убийце дверь, а в квартире нашли недопитую бутылку коньяка и два бокала…
– Это очень интересно, – прервал Татьяну отчим, – но при чем здесь… – он глянул на дедка – тот весь отдавался рулежке, однако Ходасевич все равно не назвал вслух ничьих имен: – …тот объект, который мы все ищем?
Таня ждала этого вопроса и потому с торжеством сказала:
– А при том, что в газете «Вечерний Костров» опубликована фотография убитого господина Кобишвили. И, ты знаешь, я сразу поняла, что его где-то видела. Я напрягла свои серые клеточки и вспомнила!..
Татьяна выдержала паузу, однако отчим не встрял с вопросом: «Ну а что дальше?» Сидел впереди как баран бесчувственный. Поэтому ей волей-неволей пришлось податься к нему и продолжить:
– Я вспомнила, что однажды видела этого господина Кобишвили в обществе нашего друга! – провозгласила она, тоже на всякий случай не назвав Леню по имени.
– Вот как? – довольно рассеянно откликнулся Ходасевич. Честно говоря, Таня рассчитывала на более бурную реакцию. – При каких обстоятельствах вы встречались?
– Я зашла однажды вечером в то самое кафе на набережной, где в нас сегодня… – Таня не стала говорить «стреляли», поправилась: – Где мы так славно позавтракали. Я там частенько бываю. Ну и увидела их. Они сидели за столиком и ужинали. Наш друг познакомил нас. Вот, говорит, это Давид, возможно, наш будущий заказчик. Они предложили подсесть к ним, грузин на меня сразу повелся, принялся комплиментами сыпать. Но мне он не понравился. Поэтому я садиться к ним не стала, выпила чашечку кофе у стойки (там кофе очень хороший) и сразу ушла.
– А потом про этого Кобишвили вы с интересующим нас человеком разговаривали?
– Нет, ни разу.
– И больше ты их вместе не видела?
– Никогда.
– Это любопытно, – хладнокровно заметил отчим, а дедок-водитель лихорадочно затормозил и громогласно провозгласил:
– Шшштанция!
– Объясни мне наконец, что случилось, – в очередной раз подступила к отчиму Татьяна. – Куда мы едем?
Они сидели в вагоне электрички. Та неспешно тянулась к Кострову, и путь, разумеется, пролегал вдоль навязшего в зубах тихого Танаиса.
– Ничего не случилось, – заверил ее Валерий Петрович. – Во-первых, мне нужно купить себе свежую рубашку. А во-вторых, – так же буднично продолжал отчим, – я расшифровал Ленино послание.
– Ты расшифровал?? – Татьяна вылупилась на полковника.
– Да.
– Когда успел? Ты ведь только и делал, что спал без задних ног!
– Ничего подобного. Я не спал. Я совершал мыслительный процесс.
В глазах отчима сверкнули веселые искорки.
– Ага, при этом всхрапывая.
– Ну, это к делу, которое я имею честь представлять, никакого отношения не имеет.