Я затворил дверь, но остался стоять возле нее, ошеломленный. Считая Эллен Тернан, ее мать, Диккенса и меня самого, не более восьми человек на свете знали или хотя бы догадывались о шале в Кондетте и причине частых поездок Диккенса туда. Если бы мой брат Чарльз не состоял в браке с дочерью Диккенса, я сам никогда ничего не узнал бы.

Инспектор Филд вновь принялся расхаживать по комнате, держа палец возле уха, словно тот нашептывал ему какие-то сведения.

— Сейчас мисс Тернан с матерью постоянно живут в Англии — я имею в виду, со времени Стейплхерстской катастрофы, случившейся в июне. Можно предположить, что в течение четырех дней, недавно проведенных в Булони, мистер Диккенс заканчивал все дела, связанные с шале в Кондетте. Чтобы добраться дотуда, мистеру Диккенсу пришлось проделать — в обратном направлении, разумеется, — тот самый путь, каким он возвращался из Франции, когда произошло железнодорожное крушение. Мы с вами оба знаем, мистер Коллинз, что подобная поездка наверняка стала тяжелым испытанием для нервов вашего друга… ведь нервы у него сильно расстроены после катастрофы.

— Да, пожалуй, — сказал я.

Какого черта нужно этому типу?

— Из Булони, — продолжал неутомимый пожилой господин, — Диккенс отправился в Париж, где провел пару дней. Человек более подозрительный, чем я, мог бы предположить, что поездка в Париж являлась попыткой замести следы, как выражаются иные сыщики.

— Инспектор Филд, по-моему, все это не…

— Не хотелось бы перебивать вас, сэр, но вам следует знать — чтобы упомянуть при скорой встрече с вашим другом, — что в Париже у мистера Диккенса случилось кровоизлияние в мозг, по всем признакам довольно сильное.

— Боже мой, — сказал я. — Кровоизлияние в мозг. Я ничего не знал. Вы уверены?

— В таких случаях ничего нельзя утверждать с уверенностью, как вы сами понимаете, сэр. Но в Париже с мистером Диккенсом сделался удар, и он, будучи отнесен в свой номер в гостинице, несколько часов находился в самом плачевном состоянии, не в силах ответить на обращенные к нему вопросы или хотя бы внятно произнести несколько мало-мальски осмысленных слов. Французские врачи настаивали на госпитализации, но мистер Диккенс приписал случившееся «солнечному удару» — так он выразился, сэр, — и просто отлежался один день в парижской гостинице, а потом еще два дня в Булони, прежде чем вернуться в Англию.

Я вернулся к столу и повалился в кресло.

— Чего вы от меня хотите, инспектор Филд?

Он наивно округлил глаза.

— Я ведь уже сказал вам, чего я не только хочу, но и требую, мистер Коллинз. Всех сведений о субъекте по имени Друд, известных вам и Чарльзу Диккенсу.

Я устало потряс головой.

— Вы пришли не по адресу, инспектор. Чтобы узнать что-нибудь новое об этом вашем Друде, вам придется снова поехать к Диккенсу. Мне неизвестно о нем ровным счетом ничего.

Филд медленно покивал.

— Я непременно поговорю с мистером Диккенсом еще раз, мистер Коллинз. Но я пришел по адресу. Я жду от вас серьезной помощи в моем расследовании, касающемся Друда. Я рассчитываю, что вы и добудете у Чарльза Диккенса все необходимые мне сведения.

Я рассмеялся не без горечи и снова потряс головой.

— С какой стати мне обманывать доверие моего друга, выведывая у него информацию для вас, инспектор — но только по почетному именованию — Чарльз Фредерик Филд?

Он усмехнулся в ответ на плохо завуалированное оскорбление.

— Ваша служанка, открывшая мне дверь и проводившая меня к вам, мистер Коллинз… Она весьма привлекательная женщина, несмотря на возраст. Вероятно, тоже актриса в прошлом?

Продолжая улыбаться, я покачал головой.

— Насколько мне известно, инспектор, миссис Г*** никогда не выступала на сцене. А если и выступала, меня это нисколько не касается, сэр. Как не касается вас.

Филд кивнул и вновь принялся расхаживать по кабинету, выпуская клубы табачного дыма и задумчиво трогая указательным палцем крючковатый нос.

— Совершенно верно, сэр. Совершенно верно. Но мы можем предположить тем не менее, что она является той самой миссис Кэролайн Г***, имя которой впервые появилось в ваших банковских счетах двадцать третьего августа шестьдесят четвертого года — чуть более года назад, сэр, — и которой вы с тех пор выплачиваете через свой банк двадцать фунтов ежемесячно.

Мне все это страшно надоело. Если этот ничтожный человечек пытается шантажировать меня, он определенно не на того напал.

— Ну и что, инспектор? Наниматели всегда платят своим работникам.

— Истинная правда, сэр. Есть такое дело. А кроме миссис Кэролайн Г*** ежемесячные выплаты через ваш банк получает также ее дочь… кажется, девочку зовут Хэрриет, как и вашу матушку, поистине приятное совпадение… Хотя в случае с юной Хэрриет — насколько мне известно, вы называете ее просто Кэрри и ей совсем недавно стукнуло четырнадцать, — так вот, сэр, в случае с юной Хэрриет деньги идут на оплату домашнего обучения и уроков музыки.

— К чему вы клоните, инспектор?

— К тому лишь, что миссис Кэролайн Г*** и ее дочь Хэрриет Г*** вот уже несколько лет числятся в городских переписных листах и налоговых ведомостях как ваши квартирантки и одновременно ваши служанки.

Я промолчал.

Инспектор Филд остановился и посмотрел на меня.

— Я хочу сказать, мистер Коллинз, что немного найдется таких великодушных работодателей, которые сперва нанимают в услужение своих бывших квартиранток, оказавшихся в стесненных обстоятельствах, а потом оплачивают домашнее обучение юной служанки, не говоря уже о дорогостоящих уроках музыки.

Я устало потряс головой.

— Можете оставить свои жалкие попытки шантажа, недостойные джентльмена, мистер Филд. Всем моим друзьям известны устройство моей личной жизни и мое стойкое отвращение к институту брака, а равно к пошлому жизненному укладу и нравственным нормам среднего класса. Миссис Г*** и ее дочь на протяжении многих лет проживают в моем доме, и мои друзья ничего не имеют против такого положения вещей. Кэролайн уже давно выполняет роль хозяйки дома, помогая мне принимать и развлекать гостей. Здесь нет никакого обмана, и мне совершенно нечего скрывать.

Филд кивнул.

— Ваши друзья мужского пола — некоторые из них действительно относятся к такому положению вещей вполне спокойно. Однако вы не станете отрицать, что они никогда не приходят к вам на обеды со своими женами. И хотя здесь нет никакого обмана — если, конечно, не считать ваших письменных показаний, где вы сообщили переписчикам населения, что миссис Г*** является вашей служанкой, как и некая Хэрриет Монтегю шестнадцати лет от роду, хотя Хэрриет Г***, дочери миссис Г***, тогда едва стукнуло десять, и прочих данных под присягой заявлений относительно двух упомянутых достойных дам, — так вот, хотя здесь нет никакого обмана, представляется совершенно очевидным, почему вот уже несколько лет мистер Диккенс применительно к маленькой Хэрриет употребляет слово «дворецкий», а мать девочки именует не иначе как «домовладельцем».