— Что?

— Косме. Если хочешь узнать о всяких коварных штучках, — он поднял бровь, делая намек, — спроси ее. Она шпион.

Я опустила голову на руки. Конечно, она шпион. Возможно, она так же хорошо шпионит, как стирает белье. Я благодарю его и отправляюсь на поиски проводника-служанки-лекаря-шпиона.

Косме в полупещере, ухаживает за ранеными. Один человек умер ночью, сообщает она мне прежде, чем я успеваю сказать что-либо. Но остальные вполне могут поправиться. Должно пройти несколько дней, прежде чем мы сможем быть уверены.

— Я могу задать тебе несколько вопросов? — Я должна попробовать, несмотря на то, что она, скорее всего, отмахнется.

— Насчет чего?

— Э… насчет всяких хитрых штучек.

Она поднимает бровь.

— Я пытаюсь разузнать про Инвьернов, особенно про анимагов. Если бы мой отец или сестра правили в Тревиньо, мы бы уже проникли во вражеский лагерь. Мы бы знали, кто их предводитель, каковы их планы, что они едят на завтрак, что…

— Тревиньо ничего не знает.

Разочарование камнем падает внутри.

— Ты уверена?

— Да, уверена. — Она стоит в напряжении и смотрит мне в лицо. — Я предложила это, когда была там при дворе. Я думала, что мы должны послать шпионов вместе с продовольствием, но князь и его дочь сочли это слишком рискованным.

— Продовольствие? — Это не имеет никакого смысла.

— Понимаешь, — лицо Косме искажается отвращением, — хороший князь заключил сделку с Инвьернами. Они не трогают его владения, а он посылает им овец и продукты.

— Это шутка. — Кровь приливает к моему лицу.

— Нет.

— Князь — предатель.

— Именно.

— Король знает?

— Не знает. Аринья никогда не скажет ему.

Аринья? Какое отношение любовница моего супруга имеет к… и затем я понимаю и закрываю глаза, потрясенная тем, что не понимала этого раньше.

— Аринья — дочь князя Тревиньо.

— Да. Она представляет своего отца на Совете Пяти.

— Значит, ты шпионила, будучи ее горничной. За чем ты следила?

— Официально, я собирала дворцовые слухи. Чтобы помочь Аринье стать следующей королевой. Но к тому моменту мы с Умберто уже присоединились к группе отца Алентина. — Она насмешливо фыркнула. — Я полагаю, мы своего рода революционеры, восставшие против предательства князя, против бесполезной пассивности короля. Так что я отправилась в Бризадульче, чтобы найти Носителя. И я нашла тебя.

Она оглядывает пещеру, небольшое количество раненых поселенцев. И смеется, хотя в глазах нет улыбки.

— Какую зловещую группу мы создали, правда, ваше высочество? Кучка детей, играющих в революцию.

— Зови меня Элиза. — Я тоже смотрю по сторонам, но вместо безнадежности вижу раненых, но выживших. Я вижу деревню, процветающую несмотря на войну. — Косме, насколько серьезны твои намерения продолжать сражаться? Я имею в виду, почему просто не уйти? Если отправиться, например, на север Оровалле, можно выжить.

Ее глаза раскрываются шире, а губы сжимаются. Даже разозленная, печальная и испачканная, она очень красивая.

— Я никогда не сдамся, — почти выплевывает она, подходя ближе ко мне. — Они убили моих родителей. Они убили моих друзей. Я убью так много их, как смогу, пока они не воткнут стрелу мне в кишки или не сожгут меня дотла.

Я не отступаю ни на шаг, хотя ее лицо примерно в дюйме от моего.

— А остальные? Они так же уверены, как ты? Они будут продолжать?

— Большинство — да.

Мы долго смотрим в глаза друг другу.

— Хорошо, — говорю я.

Прежде чем развернуться и уйти, я успеваю заметить проскальзывающее в ее глазах удивление. Нити стратегии предстоящего боя сплетаются в моем мозгу в единую сеть. Это безумный план, не похожий ни на один из тех, что воины Джойи Д'Арена пробовали ранее.

Он никогда не сработает.

Потолок нашей хижины сияет яркой охрой в свете свечей. Я гляжу на него, не способная заснуть из-за идей, пульсирующих в моей голове. Дыхание Умберто ровное и ритмичное. Он, наверное, уже спит.

— Я хочу собрать людей, — пробалтываюсь я. — Всю деревню.

Умберто вздрагивает, переворачивается на бок и, зевая, спрашивает:

— Правда?

— Правда. — Я изучаю его лицо, пытаясь найти знаки одобрения или осуждения. Он очень симпатичный, вдруг понимаю я, у него красивые скулы и блестящие волосы.

Он моргает, глаза сонно слипаются, он потирает щетину на подбородке.

— По какому поводу?

— Поговорить о войне, у меня есть кое-какие идеи.

— Обратись к отцу Алентину. Он собирался провести молебен для всех нас. Дети во все глаза смотрят на него.

— Хорошая мысль.

Умберто снова зевает, затем переворачивается на спину и закрывает глаза рукой.

— Ты думаешь, они прислушаются ко мне? — спрашиваю я.

— Да, принцесса. — Он смотрит на меня снизу вверх. — Ты — Носитель, и они точно к тебе прислушаются.

Он закрывает глаза.

— Ты все еще думаешь, что кто-нибудь попробует вырезать камень из моего тела?

— Я сам могу, — бубнит он.

— Что?

— Если ты не дашь мне поспать, я вырежу его сам.

К счастью, на его лице появляется ухмылка, и я облегченно вздыхаю.

— Спокойной ночи, принцесса.

— Зови меня Элиза.

— Прости. Спокойной ночи.

Алентин соглашается созвать собрание, но просит нас подождать.

— Мы только что отправили разведчиков, вдруг есть еще выжившие, — объясняет он. — Подождем их возвращения.

Я не могу спорить, хотя меня не радует перспектива провести несколько следующих дней в состоянии постоянно растущей нервозности. При дворе ко всем обращалась только Алодия. За исключением нескольких тостов я предпочитала прятаться где-нибудь сзади. Это должно было быть чем-то другим. Почти пятьдесят сирот не должны меня напутать. Это ведь совсем не то же самое, что стоять перед Золотой знатью Оровалле, пока она изучает сморщившуюся на моей талии ткань или шепчется о том, как много я ем.

Я — Носитель, напоминаю я себе. Я представляю надежду этих людей.

Я понимаю, что не могу сидеть спокойно так долго, поэтому прошу Косме научить меня обращаться с сон-травой. Она недоверчиво щурит глаза, обдумывая мою просьбу. На мгновение я вспоминаю лорда Гектора, как за его спокойным выражением лица скрывалось кипение мыслей. Мне грустно думать о нем и Алехандро с Хименой, ищущих меня, озабоченных тем, что со мной случилось. Я бы хотела, чтобы у меня был способ послать сообщение в Бризадульче.