– Речь должна идти о… многих сотнях человек.

– Боюсь, даже о тысячах. Ребята работают днём и ночью. Они проверили…

Берли взглянул на таблицу, составленную Ингваром Стюбё. Фотографии Эмили, Кима, Сары и Гленна Хуго были прикреплены большими голубыми кнопками. Только Ким застенчиво улыбался, остальные дети с серьёзным видом смотрели в объектив.

– …всех, кого знают, с кем встречались и когда-либо контактировали родители мальчика. Чёрт… Это как снежный ком.

Голос сорвался, и он прочистил горло:

– Я знаю, что всё это необходимо. Просто это так…

– Бесполезно. Целая куча имён, но ни единой зацепки.

Ингвар зевнул и расслабил галстук.

– А что с тем мужчиной, которого видели на… – Он закрыл глаза и задумался. – …Солтюнвайен, – вспомнил он. – Мужчина в серой или синей одежде.

– Никто не появился, – бодро ответил Зигмунд Берли. – И это весьма показательно. Выяснилось, что свидетель был прав, женщина в красном пальто оказалась соседкой, она сама рассказала, что проходила по Лангенсбаккен примерно в три часа дня. Мальчик на велосипеде тоже опознан, он пришёл вместе с отцом на следующее утро и явно непричастен к нашему делу. Никто из этих двух не видел и не слышал ничего подозрительного. Мужчина, который торопился, пытаясь это скрыть, не объявился. Так что он может быть…

– Тем, кого мы ищем.

Ингвар Стюбё поднялся.

– Ему от двадцати пяти до тридцати пяти. Не лысый. Что ещё? – Он снова вгляделся в фотографии детей. – Боюсь, ничего особенного. Этот свидетель, не помню, как его зовут, очень наблюдателен и при этом немногословен. Он описал походку и внешность, но отказался помогать в составлении фоторобота.

– Его можно понять: он не рассмотрел лица. Почему он подумал, что мужчине было около тридцати?

– Фигура. Волосы. Походка. Пружинящая, но не как у юноши. Одежда. Весь в сером. – Ингвар Стюбё покачал головой и обернулся к коллеге. – Если в ближайшем будущем не появится человек, подходящий под описание и имеющий внушающее доверие алиби на вторую половину воскресенья, мы определённо кое-что имеем.

– Кое-что имеем, – повторил Берли и кивнул. – Но не особенно много. В Норвегии немало тридцатилетних мужчин. Волосы? Это мог быть парик. А больше нам ничего не известно.

Зазвонил телефон. Ингвар Стюбё словно бы не хотел отвечать на звонок. Он уставился на аппарат, помедлил, а потом резко поднял трубку:

– Стюбё.

Зигмунд Берли откинулся на спинку стула. Ингвар почти не говорил, в основном слушал. Лицо абсолютно ничего не выражало, только слегка приподнятая бровь свидетельствовала – он удивлён услышанным. Зигмунд Берли провёл пальцем по коробке для сигар, которая стояла перед ним на столе. Дерево было гладко отполировано и приятно на ощупь. Внезапно он ощутил непреодолимое чувство голода, желудок будто резали ножом, хотя он не мог даже и подумать о еде. Ингвар закончил разговор.

– Что нового?

Ингвар не ответил. Он повернулся на стуле так, чтобы можно было видеть фотографии, висевшие на стене:

– У Кима отец и мать живут вместе. Женаты. То же самое у Гленна Хуго. Мать Сары разведена, но девочка жила с отцом каждую вторую неделю. Мать Эмили умерла. Она жила с отцом.

– Живёт, – поправил Берли. – Эмили может быть ещё жива. Другими словами, все эти дети неплохо представляют срез норвежского детского населения. Половина живёт с обоими родителями, другая – у одного из них.

– Только отец Эмили на самом деле не является её отцом.

– Что?

– Звонил Германсен из отделения Аскера и Бэрума, – сказал Ингвар, указывая на телефон. – С ним разговаривал какой-то врач. Он не знал, имеет ли это значение для следствия. После того, что произошло в выходные, он посоветовался со своим начальством и, получив разрешение нарушить врачебную тайну, рассказал, что отец Эмили не является её биологическим отцом.

– А Тённес Сельбю нам об этом рассказывал?

– Он не знает.

– Он не знает, что Эмили ему неродная дочь?

Они оба взглянули на фотографию Эмили. Она была больше остальных, сделана профессиональным фотографом. У девочки был маленький подбородок, большие и серьёзные глаза, маленький рот с полными губами, а на голове, на соломенных волосах, красовался большой венок, сплетённый из цветов мать-и-мачехи.

– Тённес Сельбю и Грете Гарборг поженились, когда Грете уже была беременна. Тённеса посчитали отцом ребёнка. Никто никогда и подумать не мог о том, что это не так. Кроме матери… Вот. Через два года Грете и Тённес решили стать донорами костного мозга. С одним из их родственников что-то случилось, и все родственники… К большому удивлению врача, тесты показали, что Тённес вряд ли может считаться отцом девочки. Это было обнаружено абсолютно случайно. Доктор уже брал анализы у Эмили, совсем по другому поводу, и…

– И они ничего не сказали Тённесу?

– А зачем?

Теперь Ингвар стоял перед самой фотографией Эмили, он внимательно рассматривал изображение, поглаживая пальцем венок из жёлтых цветов.

– Тённес Сельбю – отец, каких поискать. Лучше, чем многие другие, судя по тому, что написано в документах. Я хорошо понимаю врача. Зачем сообщать человеку то, о чём он не спрашивал? Правду, которая ему ни к чему?

Зигмунд Берли недоверчиво взглянул на фотографию:

– Я бы хотел знать! Чёрт, если бы Стюре и Снурре оказались не моими сыновьями, я бы…

– Что – ты бы? Отказался бы от них?

Берли замолчал. Ингвар усмехнулся над замешательством коллеги:

– Забудь об этом, Зигмунд. Важнее то, какое значение эта информация имеет для нас. Для следствия.

– И что из этого следует, – думая о своём, ответил тот.

Снурре был тёмным, как и сам Зигмунд. Худощавым. Хотя он был симпатичнее отца, Зигмуд мог найти общие черты, рассматривая собственную фотографию, сделанную, когда ему было пять.

– Пока не могу понять. Сосредоточься! – Ингвар щёлкнул пальцами перед его лицом. – Первое, что нам нужно выяснить: как обстоят дела в других семьях.

– То есть все ли дети появились на свет от своих отцов? Значит, мы должны проверить это до погребения, позвонить родителям и сказать: мол, извините, дорогие господа, но мы сомневаемся в том, что вы действительно отцы убитых детей, так что не сдадите ли вы анализы? Так, что ли? А? Ты это имеешь в виду?

– Что с тобой? – Голос Ингвара был тихим и спокойным.

Зигмунд Берли ценил старшего напарника именно за самообладание, умение в любой ситуации не терять головы и чётко выражать свои мысли. Но сейчас Берли разозлился:

– Чёрт подери, Ингвар! Этим парням и так худо, а ты что, собираешься забить последний гвоздь в крышку гроба?

– Нет. Я собираюсь сделать это тактично. Очень тактично. Я меньше всего хочу, чтобы Тённес Сельбю узнал правду. А вот остальные… Тебе придётся что-нибудь придумать, чтобы получить их анализы. И немедленно.