проговорил Эйхман, – капитан идет назад, медленно и не оборачиваясь, вы – ко входу, руки не опускать!

Коломиец коротко взглянул на Меркульева, прикрыл глаза и едва заметно кивнул.

– Договорились! – Подполковник двинулся к входным дверям.

Внутреннее пространство столовой поражало своим размером – одно большое помещение, вмещающее в хорошее время, по-видимому, человек двести постояльцев санатория.

Сейчас здесь царил хаос. Столы и стулья, переломанные до неузнаваемости, были сдвинуты к высоким, от пола до потолка, окнам. Если приглядеться, становилось понятно – весь этот хлам образовывал замечательную баррикаду. Бандиты готовились к штурму…

В центре, среди осколков посуды и разбросанных скатертей, спина к спине сидели на полу несколько человек. Двое мужчин и две женщины – мгновенно посчитал Меркульев.

Он вошел в дверь и резко остановился – покрытый татуировками до подбородка лысый громила упер ему в грудь обрез ружья.

– Стояти! Повэрнися!

Густой украинский говор резанул слух, но понять было можно. Подполковник повернулся, не опуская рук, громила быстро пробежался по телу твердой ладонью.

– Опусти руки!

Меркульев подчинился. Громила одним движением сорвал с него пиджак, бросил на пол, за ремень стащил через голову рацию.

– Вин чистий!

– А я был уверен – не такой человек наш подполковник, чтобы переться к нам с пистолетом! Да, Александр Александрович?

Эйхман стоял, опираясь на спинку стула. Похоже, это был единственный предмет мебели, который все еще стоял на своих ножках.

– Ага, – буркнул, внутренне краснея, Меркульев. Н-да, был бы он сейчас дурак дураком, не вмешайся Мальцев…

Одет Эйхман был престранно – мешковатые штаны, по виду прорезиненные, толстой вязки коричневый свитер, подпирающий подбородок высоким воротником. На голове – бесформенная вязаная шапочка. При этом на ногах странные резиновые тапки!

Эйхман заметил внимание Меркульева и тихо засмеялся:

– Удивлены? То ли еще будет, дорогой мой человек…

В большой комнате, разрушенной до основания, среди несчастных заложников, глядящих на подполковника полными отчаяния глазами, среди звероподобных подельников – только Эйхман веселился.

«Господи, неужели он не понимает, на что себя обрек? На что он надеется?»

Идти против машины советского правосудия человека может заставить либо отчаяние, либо бесконечное безрассудство.

Но ни отчаянным, ни глупым Эйхман не выглядел. Напротив, создавалось впечатление, что все происходящее его сильно забавляет.

– Да вы садитесь, Александр Александрович! В ногах правды нет! – Он развернул стул к окну.

Меркульев огляделся и подошел к стулу.

Все, что нужно, сознание уже отметило: два бандита, вооруженные обрезами, дежурили у окна. Еще один, невысокий и коренастый, то ли казах, то ли киргиз, караулил заложников, вооружен он был пистолетом. Держал азиат его так, что подполковник не мог разглядеть модель.

Впрочем, теперь это было неважно – наличие такого количества оружия в любом случае создавало серьезную проблему ребятам Мальцева. В том, что будет штурм, Меркульев ни секунды не сомневался – советская власть не приемлет такого к себе отношения.

Участь этих нелюдей была предрешена. Но оставалась главная задача – спасение заложников и арест Эйхмана. А вот тут, как говорил один умный человек, могут быть варианты…

Сесть пришлось быстро и жестко – подошедший хохол с силой надавил на плечи. Стул возмущенно заскрипел, ударил под крестец.

Бандит умеючи связал руки подполковника за спиной, примотав веревку для пущей надежности еще и к спинке стула.

Все произошло так стремительно, что Меркульев не успел даже удивиться. В одну секунду он превратился из переговорщика в заложника!

– Зачем? – прохрипел он.

– Вы опасный человек. – Эйхман обошел стул и встал напротив него, перекрывая свет из окна.

Вот теперь он был абсолютно серьезен. Черные глаза за стеклами очков, почти не моргая, сверлили лицо подполковника.

– Это ведь ваша работа – ловить таких, как я? Вы же идеалист, я помню: честь, совесть, братство и мир во всем мире… Это вы разрушили то, что я создавал несколько лет. Так, походя обрушили мою пирамиду, сломали схему, работавшую как часы…

Эйхман выпрямился и, указывая пальцем на Меркульева, непонятно и лихорадочно заговорил:

– Это ваша вина, ваша и таких, как вы! Что вы понимаете в жизни? Вы слепы! Жизнь изменилась! А вы остались в прошлом! Зачем вы лезете со своим строительством коммунизма туда, где все уже мертво и не подлежит реанимации? Зачем?

Так же неожиданно Эйхман успокоился. Он с шумом выдохнул и огляделся вокруг.

– Скажите, Меркульев, зачем вы приперлись конкретно сюда?

– Я же сказал – переговоры… – прочистил горло подполковник, немного ошалев от его напора.

– Какие в задницу переговоры? – вновь побагровел Эйхман. – Не держите меня за идиота! Вы такой же переговорщик, как и пожарный. Вы к штурму готовитесь! А мы живы только потому, что у нас заложники! Так ведь?

– Мы готовы выполнить ваши условия! – Меркульев не выдержал и тоже повысил голос. – Сюда едет начальство, мы начнем переговоры! Я рацию для этого принес! Включите ее!

– Зачем? – совершенно спокойно пожал плечами Эйхман.

– Как зачем? – опешил подполковник. Он начал уставать от сложных качелей общения с Эйхманом. – Вы же условия поставили…

– Вертолет и миллион долларов мелкими купюрами? – издевательски проговорил Эйхман.

– Ну да, – подтвердил Меркульев.

Эйхман громко и раскатисто расхохотался. Его смех был так заразителен, что улыбка расколола даже железобетонный монолит хохлацкого лица.

Не смешно было только Меркульеву. Да и заложники тревожно заозирались.

Отсмеявшись, Эйхман вытер рукавом слезы и посерьезнел.

– Вот умный вы человек, а вроде и нет. Неужели я смогу поверить, что власти всерьез пойдут на выполнение этих условий? Господь с вами, товарищ подполковник. Мы ведь не на Западе, увы, это на самом деле там – человек главнее всего. – Он грустно вздохнул и продолжил: – Там бы, не чинясь, выполнили условия и еще помахали бы мне на прощанье. А здесь, – он раздраженно махнул рукой, – я уверен, там, за забором, собираются серьезные силы, чтобы прорваться сюда. Как только придет время, начнется штурм. И на нас, впрочем, как и на вас, и на заложников всем плевать – погибли при исполнении. Такая страна…

Меркульеву по-настоящему стало страшно. Правота Эйхмана была очевидна, но что задумал этот человек, оставалось большой тайной. Опасной тайной.

– И даже, – Эйхман поднял палец, – даже, паче чаяния, вертолет все же дадут – взорвут его на хрен где-нибудь над водохранилищем. Концы, как говорится, в воду. Ненавижу!

– Что же вы тогда хотите? – голос Меркульева предательски сорвался на фальцет.

Внезапно на панели рации, которую держал в руках хохол, замигала лампочка вызова. Бандит вопросительно глянул на Эйхмана.

– Так-так, – тот поджал губы, – что ж, давайте попробуем. Ответьте им, Александр Александрович.

Хохол поднес к губам Меркульева микрофон и нажал кнопку приема.

– Сан Саныч! Что там происходит? Ответьте! – раздался голос Мальцева.

– Кх-м, – прокашлялся Меркульев, – пока нормально, разговариваем…

– Преступники выходят на связь? Начальство прибыло