— Работу? — спросила она.

— Да, кое-какую редактуру.

— Вот этому я не верю, — сказала она. — Никто не едет из Дании в Южную Италию, чтобы заняться здесь «кое-какой редактурой». Мне кажется, вы пишете роман.

Я не мог ей лгать, она была слишком догадлива.

— О'кей, — сказал я. — Да, я пишу роман. — И прибавил: — Мне нравится, что ты догадалась об этом.

Она пожала плечами:

— И о чем же будет этот роман?

Я покачал головой — не в моих привычках говорить, о чем я пишу, пока вещь не будет готова.

Мой ответ удовлетворил ее, но я по-прежнему сомневался, что она мне поверила. Неужели она знает, кто я? Если намек Луиджи о заговоре был только шуткой, я ему этого не прошу.

Мы прошли мимо замшелых руин старой бумажной мельницы. Беата показывала на цветы и деревья и говорила, как они называются. Мы беседовали о том, что йенские романтики тяготели к руинам и старому культурному пейзажу. Говорили о Гёте и Новалисе. Ницше и Рильке. Обо всем. Беата была как сказка, как целое собрание сказок. Интересы у нее были самые разнообразные, она была сложная личность. Мне казалось, что она похожа на меня.

Я не часто бывал так захвачен женщиной, но если уж такое случалось, мне не требовалось много времени, чтобы ее узнать. Мужчины не любят женщин, которых нельзя понять сразу.

Когда мы миновали руины очередной старой мельницы, которая называлась Картьеро Милано, тропинка свернула направо. Беата спросила, был ли я в Понтоне. Я знал, что это маленький городок, расположенный на горном кряже выше Амальфи.

— Значит, идем туда! — заявила она и поманила меня за собой.

Она захватила карту и сказала, что дорога в Понтоне называется виа Пестрофа. Я был раздражен, что не могу понять этимологию этого названия.

Мы двинулись в гору по мощеному проселку, обнесенному высоким каменным бордюром. Несколько раз мы останавливались и смотрели вниз на долину. До нас по-прежнему доносился гул водопада, в котором мы завтра собирались искупаться, но вскоре его шум слился со слабым плеском реки, который еще долетал до нас из Мельничной долины.

Когда через час мы дошли до Понтоне, дышать стало трудно. Мы говорили наперебой и узнали друг друга достаточно, чтобы понять, что у каждого из нас есть своя тайна. Я побаивался, как бы Беата не начала докапываться до моих секретов, а она как будто опасалась, что меня заинтересуют ее тайны.

Беата совсем недавно потеряла мать, они всегда были очень привязаны друг к другу. Мать умерла внезапно без всяких видимых причин, и случилось это в ее день рождения в «Байеришер Хоф», где они отмечали торжество вместе с близкими друзьями.

Мать была в превосходном настроении, стояла с бокалом шампанского в руке и вдруг просто осела на пол. Среди друзей оказался врач, но спасти мать было уже нельзя. Она умерла не от сердечного приступа, медики так и не нашли никакой видимой причины. Мать просто покинула этот мир.

— А твой отец? — спросил я.

— Мне не хотелось бы о нем говорить, — довольно резко сказала она. Потом добавила немного мягче: — Это тоже можно отложить на завтра.

Она посмотрела на меня и засмеялась. Может, подумала о водопаде?

Несколько раз там, где дорога становилась слишком крутой или неровной, Беата брала меня за руку, потому что была в сандалиях, а когда мы вошли в городские ворота Понтоне, она вложила свою руку в мою, и так, словно муж и жена, мы пересекли пьяццетта ди Понтоне. Это было просто и напоминало веселую игру, мы как будто обманули весь мир. Кое-кому требуется много лет, чтобы узнать друг друга, но мы с ней относились к иному типу людей. Мы уже обнаружили много окольных путей друг к другу. И потому позволили себе оставить нераскрытыми свои маленькие тайны.

Оглядев окрестности, мы зашли в бар и, не присаживаясь за столик, выпили по чашке кофе. Беата заказала себе рюмку лимончелло — лимонного ликера, и тогда я попросил принести мне бренди. Мы почти не разговаривали. Беата хотела закурить, я взял у нее из рук коробок и зажег спичку. Наклонившись над стойкой, мы с вызовом посмотрели друг другу в глаза. Она улыбалась, видно, ее многое забавляло. Я сказал, что она сумасшедшая.

И она с этим согласилась. Я напомнил, что намного старше ее. Ненамного, возразила она. Никто из нас не сказал, сколько ему лет.

Дорога из Понтоне вниз в Амальфи была крутая, в некоторых местах она сменялась узкими лестницами со множеством ступенек. Один раз нам повстречался крестьянин с мулом. Мы прижались к стене и стояли, прильнув и к камню, и друг к другу. От Беаты пахло сливами и черешней. А еще землей.

Мы сели на скамью, чтобы дать отдых ногам. Через несколько секунд подоспел Метр и забрался на каменный бордюр рядом с нами. Сперва он посмотрел на меня и взмахом своей бамбуковой трости как будто спросил разрешения здесь посидеть, я не стал возражать, зная, что он все равно поступит по-своему. Метр есть Метр, — всегда говорил он, когда я был маленький. К тому же, сидя здесь, рядом с Беатой, я не мог его отчитать. Если бы я что-то сказал Метру или просто на него шикнул, она могла бы испугаться, во всяком случае, у нее был бы повод усомниться, в своем ли я уме. Поэтому я решил рассказать Беате историю и таким образом косвенно обратиться к маленькому человечку. Вот основные моменты моего рассказа.

В чешской столице Праге давным-давно жил мальчик по имени Иржи Кубелик. Он жил с матерью в тесной квартирке, отца у него не было. В три года он часто грезил о маленьком человечке, в зеленой фетровой шляпе, с тонкой прогулочной тростью из бамбука. В мечтах этот человечек был такого же роста, как сам Иржи, но во всем остальном ничем не отличался от обычного взрослого мужчины. Просто не вышел ростом, зато язык у него был как бритва.

Маленький человечек пытался убедить Иржи, что от него зависят все поступки и слова мальчика, и не только ночью, во сне, но и днем. Когда Иржи делал что-нибудь, чего ему не разрешала мама, он всегда считал, что виноват в этом маленький человечек. Все чаще случалось, что Иржи пользовался взрослыми словами и выражениями, и мать не понимала, откуда он их набрался Кроме того, он рассказывал ей странные истории, короткие и длинные, которыми маленький человечек развлекал его во сне.

Сны о маленьком человечке всегда были забавные и живые. Поэтому Иржи часто просыпался с улыбкой и никогда не протестовал, если мама укладывала его спать. Но в одно прекрасное летнее утро маленький человечек не исчез вместе со сном. Открыв глаза, Иржи увидел совершенно отчетливо, что человечек в зеленой фетровой шляпе стоит рядом с его кроватью, в следующее мгновение через открытую дверь он проскользнул в прихожую и оттуда в гостиную. Иржи быстро спрыгнул с кровати и бросился следом. И в самом деле, маленький человечек прохаживался по гостиной, помахивая тростью, живой и бодрый.

Когда вскоре в гостиную из своей спальни вышла мама, Иржи возбужденно показал ей на маленького человечка, который стоял в углу гостиной и тыкал тростью в книги на книжной полке. Но мать должна была честно признаться, что она никого не видит. Иржи очень удивился, ведь сам он хорошо его видел. Его очертания были такие же четкие, как контуры большой вазы, стоявшей на полу, и пианино, которое мама Иржи недавно покрасила в зеленый цвет, потому что старая, белая, краска стала желтеть.