— Я имею в виду то, что, возможно, мы уже не на нашей планете. Ты знаешь, что гравитация здесь немного слабее, чем где бы то ни было еще на Земле? Ускорение свободного падения тут не девять целых и восемь десятых, а девять целых и шесть десятых, а еще атмосферное давление на Полигоне всегда отличается от того давления, которое за Границей. Даже если замерять его всего лишь в метре за Границей, оно уже будет другим.

— Как же это объяснить?

— А тебе это не надо объяснять. Тебя же волнуют другие вопросы. Был у меня один ученый-физик, который попросил его провести к центру Полигона. Вот его все это действительно интересовало, я бы даже сказал, что он сбрендил из-за Полигона, дни и ночи занимался вычислениями и расчетами в институте, да все без толку.

— И что он сказал, когда оказался здесь? Он что-нибудь понял?

— Я не обсуждаю своих клиентов с другими клиентами. Ты уж извини. Ладно, — Жук поднялся с матраса, — думаю, надо готовиться ко сну, завтра рано встаем.

Жук и Горемыка расстелили свои спальники поверх матрасов, что были в комнате, и легли спать. Жук довольно быстро засопел, а вот к Горемыке сон никак не шел. Он лежал и смотрел в единственное окно, что было в комнате. В окне не было стекол, поэтому тихий, как шепот, ветер периодически залетал внутрь и отечески поглаживал своей немного прохладной рукой лежащие тела людей.

Горемыка видел через проем окна подсвеченные белой луной облака, что застыли над Полигоном. Он смотрел на них долго, а облака, казалось, совсем не двигались, словно были просто рисунком, раскраской небесного листа. Как странно, думал Горемыка. К тому же его что-то тревожило, но он не мог осознать, что именно было не так. И тут он понял. Он слышал шум — уже пару минут, наверное, но шум был такой тихий, что он поначалу и не понимал, что слышит что-то, однако на подсознательном уровне уже напрягся. Тихо, чтобы не разбудить Жука, Горемыка вылез из своего спальника и подошел к окну.

Слева земля бугрилась холмами, за которыми виднелся лес, а дальше, если верить Жуку и карте, должна была быть деревня. Справа же осталось поле, через которое они шли весь день. От поля их отделяло не больше полукилометра, а также редкие щиты зданий совхоза и несколько элеваторов. Горемыка всмотрелся в море пшеницы, и оно его напугало. Поле, казалось, двигалось, словно немного пенилось, хотя, может быть, ему это просто чудилось из-за темноты, расстояния и воображения, но… И тут он дернулся. Горемыка увидел какое-то движение возле одного из домов, что был метрах в тридцати от здания, в котором они с Жуком остановились. Мимо дома в сторону поля неспешно бежала то ли собака, то ли лиса. Луна играла на ее спине причудливыми узорами света и тени, из-за чего создавалось впечатление, что это какое-то сказочное существо. Собака скрылась за домом, а Горемыка внимательно всматривался в ночь, и он снова увидел этого зверя — тот пробежал мимо брошенного и просевшего в землю трактора и направился прямиком к полю. Затем Горемыка окончательно потерял собаку из виду, слишком было велико расстояние, а потом, когда он уже залазил в свой спальник, он услышал этот шум уже более отчетливо. Это было похоже на то, как гигантские челюсти быстро пожирают кукурузные хлопья, или на звук тысячи ломающихся сухих веток. А затем отчаянный, полный безнадеги собачий вой. А может, и не собачий.

Спал Горемыка плохо, ему все время чудилось, что за дверью кто-то есть. Один раз, когда он пошел справить нужду в дальний угол коридора, то заметил краем глаза нечто похожее на тень, но ему это лишь привиделось.

Лежа в спальнике, Горемыка думал о своей жизни, думал он и о том, что прозвище, которым наградил его Жук при встрече, как нельзя лучше отражало суть его личности. И как этот Жук смог так быстро, можно сказать с первого взгляда, понять это? Ответа Горемыка не знал. Жук сказал ему, что не хочет знать настоящего имени своего спутника, также он потребовал называть и себя по прозвищу, а своего имени не сказал. Дело тут было в том, что то, чем они занимались, считалось преступлением, ведь они проникли на охраняемую военными территорию, в которой творится черт пойми что. Но Горемыка чувствовал, что дело не только в этом. Перед тем как решиться на это опасное путешествие, он перечитал огромное количество материала в интернете о Полигоне и знал, что у тех, кто туда часто ходит (их принято было называть «искателями»), есть такое суеверие — не называть своих имен тем, с кем они вместе отправляются в поход, а также не использовать имена на территории самого Полигона. В интернете вообще было очень много всего про Полигон: документальные фильмы, публицистические и исследовательские работы, целая гора форумов, посвященных этому явлению. За десять лет, что Полигон существовал, появились разнообразные секты, в каждой из которых он трактовался по-разному, однако никто так и не мог объяснить, чем же был Полигон на самом деле. Некоторые даже считали, что никаких аномальных и таинственных явлений на Полигоне и нет, мол, это просто место, где военные проводят секретные исследования, и все в таком духе. Интересовались Полигоном и другие страны, особенно потому, что такое место появилось только в России. Однако великая и могучая держава не стремилась делиться с международной общественностью этой загадкой, что, безусловно, повлекло за собой целую лавину санкций. Мировая информационная сеть пестрила фотографиями и видеозаписями, по большей части поддельными, на которых были то какие-то мутанты, то странные образования, представляющие из себя футуристического вида строения, то еще что-нибудь такое, что не поддавалось какому-либо логическому и разумному объяснению.

На основе всего этого с завидной регулярностью появлялись новые конспирологические теории и статьи с заголовками по типу «Китайские ученые доказали, что Полигон — не что иное как результат экспериментов по созданию темной материи в лабораторных условиях» или «Десять причин, почему Полигон — это портал в Ад».

Но ведь Полигон не был порталом в Ад и не был он похож на… да ни на что он не был похож! Перед закрытыми глазами Горемыки мелькали колосья пшеницы, через которые они с Жуком весь день пробирались, как через джунгли. Один раз Горемыка даже заметил какого-то человека среди этих колосьев. Он увидел край его шляпы, но человек тут же пригнулся, скрывшись за спинами длинных стеблей.

— Эй,