Всё было совершенно не так, и я понимала, что Венера и сама знает, что несёт полную ахинею. Однако это было неважно, главным было то, что угроза, исходившая от неё, была самой настоящей, такой, с которой прежде мне никогда ещё в жизни не доводилось сталкиваться. Но в первую минуту, как только сообразила, о чём речь, я подумала о Герке. А Милосова, словно угадав своим звериным чутьём мои мысли, подлила масла в огонь:

— Мужика твоего мы заберём, это даже к гадалке не ходи. И будет он работать на нас, в моём «Низу», так Гамлет сказал, а его слово закон, сама знаешь, наверно, если не полная дура. — Стопроцентно я могла знать лишь о том, что прозвучало в конце её фразы, и была с этим безусловно согласна. Что же насчёт дальнейшей судьбы моего мужа, то я даже представить себе не могла подобного расклада вещей, я просто не понимала головой, что так можно, что так вообще бывает на свете. Однако я тут же в это поверила, вспомнив дважды перебитый нос владельца «Ереван-плазы» и его тогдашние комментарии, вбрасываемые им в ходе обсуждения будущего проекта. Я медленно, грубовато подталкиваемая Венерой, продолжала вместе с ней продвигаться к тупиковой стене, и так длилось до тех пор, пока я не уткнулась спиной в прохладный кафель возле шкафа. — Ну а сама ты, — к финалу этого короткого путешествия заключила Венера, — хочешь, оставляй лично для себя фабрику этих ваших хрено́вых грёз, а хочешь — сворачивай, навару от неё без нашего выдумщика всё равно у тебя больше не будет никакого. В общем, так: даю неделю, чтобы всё спокойненько раскинуть своей головой и сказать Герману правильные слова. Не скажешь, не явится ко мне в «Низ», — ничего этого тоже не останется у вас, так и знай, девочка моя. — Окинув жгучими сверчками глаз пространство вокруг, она, наконец, отпустила мой успевший за это время изрядно посинеть подбородок. — Короче, можешь звать своих, я ушла. — И, развернувшись мясистыми телесами, деловой походкой направилась к лестнице, ведущей наверх. Перешагнув пару ступенек, задержалась, обернулась: — Одна неделя, не забудь. Дальше — пустыня…

В этот момент до меня, наконец, долетело, добралось, достучалось — всё, нет у нас больше ничего, нам негде будет жить, нечего есть и не на что дальше рассчитывать. Они пришли и забрали всё, что у нас было и что ещё будет, разом, походя, без малейшего усилия со своей подлой стороны. Внезапно мне сделалось так страшно и так одиноко, будто я осталась совершенно одна на этой новой кухне с тускло поблескивающими плоскостями матовой нержавейки, в которых отражались бесчисленные глянцевые поварёшки. Я безвольно откинулась плечами на торец кухонного шкафа и начала медленно оседать по нему вниз, к полу, зацепив, пока сползала, рукой выключатель вытяжного вентилятора. Тот должным образом произвёл щелчок и встал на крайнее положение. В то же мгновение мотор взревел и, энергично набирая обороты, за пару-тройку секунд достиг положенных ему максимальных оборотов. В это время я уже сидела на каменном полу, переваривая в голове услышанное и окончательно понимая, что у меня никогда не хватит решимости рассказать Герману о том, что только что произошло здесь и со мной. С нами. С нашим, по сути, не рождённым ещё ребёнком. Вентилятор гудел надо мной, ревя всё громче и громче, перегоняя из одной реальности в другую свои невидные глазу воздушные пустоты… лопасти его вращались с нечеловеческой скоростью, создавая своим вращением безумную втягивающую силу… я слышала звуки этой гибельной ревущей пустоты… я ощущала, как вынимает, вытягивает, как извлекает она по частям мою раненую душу, мою последнюю надежду, как и наши с Геркой красивые, ещё совсем недавно казавшиеся такими досягаемо близкими мечты… и как она же, заглотив до дна, втягивает её в себя, в свою непостижимую чёрную глубину, в конце которой едва-едва виднеется слабый просвет…

Но, как ни странно, одновременно с этими необъяснимыми для моего разума вещами я чувствовала, что мне становится легче… что внутренность мою, внезапно лишившуюся удушающего страха, освобождённую от неподъёмного груза, приковавшего моё тело к полу, постепенно отпускает… что в эти же короткие секунды она начинает медленно разжиматься, снимая горловой спазм, давая новую свободу суставам, голосу и всему остальному, чем ещё мгновение назад я не могла даже шевельнуть, не говоря уже о том, чтобы подумать о чём-нибудь для меня спасительном…

Мы вернулись домой лишь в середине ночи, нужно было привести всё в порядок и приготовиться к первому дню нормальной работы. О, если бы теперь это звучало именно так!

О том, что случилось, я ничего Герке не сказала, хотя ещё какое-то время назад, случись такое, первым делом, рыдая, понеслась бы к нему и стала бы, наверное, биться перед ним в истерике не хуже, чем это делала мама передо мной.

— Всё прошло отлично, — поздравила я мужа, сама не отчётливо понимая, откуда взялись эти совершенно не свойственные мне уверенность и наплевательское отношение к суровым фактам жизни, — без сучка без задоринки. По-моему, народ остался доволен, как сам думаешь?

— Похоже, так и есть, — задумчиво ответил Герман, — поглядим, как пойдёт дальше. Завтра у меня в разделе «Шеф-повар рекомендует» суп из морских гадов, «à soupe de reptiles marins», но только я хочу заправить его не густыми сливками, а жидкими, чтобы не так оттягивали собой добавку белого вина, плюс сыпану чуток зиры, а мидии бухну вместе с полустворками, не отделяя. Возьму крупные, новозеландские, у них сумасшедший перламутр на стенках, создаёт впечатление абсолютной уникальности еды в твоей тарелке, хотя сто́ят они сами по себе вполне приемлемо.

Я прильнула к нему и уже через секунду оказалась сверху. Спустя ещё пару мгновений мы уже галопировали вместе, энергичными рывками рассекая туманность, и всё ближе и ближе становились к нам раскинувшиеся по краю пустыни недостижимые и таинственные лысые холмы…

В шикарном Рыбином офисе я появилась уже на следующее утро, без приглашения: села, ногу на ногу, развернула журнал «AD» и, вяло перелистывая его, стала ждать её появления. Мне нужно было поговорить с ней, и ждать дело не могло. Я уже знала, чего хочу вообще, в принципе, и чего делать не стану, как бы события ни обернулись. Мне, разумеется, не было хорошо, но мне уже не было и безнадёжно плохо. Мне было нормально — так, как должен ощущать себя по жизни уверенный и серьёзный деловой человек.

Она явилась к одиннадцати и, кивнув секретарше, сразу же прошла к себе, едва взглянув в мою сторону. Я отшвырнула журнал и без приглашения зашла следом, ногой толкнув дверь от себя. Секретаршу молча отвела рукой и строго на неё поглядела. Зайдя, бухнулась в кресло напротив и, не дав ей возможности прийти в себя от изумления, произнесла холодным голосом:

— Значит, так, Муза Пална, послушайте и дайте себе труд не перебивать меня, пока я не изложу, на кой чёрт мне понадобилось тащиться к вам сюда через весь город. — Это была абсолютная правда, добираться на Гоголевский бульвар от нашей Матвеевки было мне не с руки, но расставить знаки препинания в нужных местах было теперь просто жизненно необходимо — типа, жизнь или смерть. — Вы, я так полагаю, в курсе, что вчера во время открытия нашего семейного ресторана ваша подруга… эта, как её, Венера Милосова, заявилась, хотя никто её не приглашал, и стала в ультимативной форме угрожать моему мужу Герману Веневцеву и мне, что если он не перейдёт к ним в этот чёртов «Низ», то обоим нам грозят неприятности вплоть до лишения нас законной собственности. — Я посмотрела на неё уничижительным взглядом и завершила слова вопросом: — Это как понимать?