В общем, налицо было какое-то недоразумение. По логике, неурочное появление отдельно взятого приблудного сотрудника, да ещё из другой службы, не должно было вызвать такую бурю эмоций.

Что-то здесь не так.

Когда припадок слегка утих, они стали задавать странные вопросы:

— А где колонна?

Про колонну я был не в курсе, поэтому отвечать не стал, а потребовал немедленной встречи со старшим и наконец-то предъявил удостоверение.

Удостоверение моё никого не интересовало, едва глянув на него, первый стрелок провёл меня через пожарный выход, и радостно крикнул:

— Михалыч, тут один наш из области прорвался! От Гордеева! Колонна на подходе!

Затем он предупредил:

— Фойе простреливается насквозь, двигайся строго возле стенки, на карачках. Встанешь в рост — получишь пулю с первого этажа, шаг от стены — получишь пулю со второго и выше. Услышишь хлопок — падай, могут с подствольника[5]пальнуть. Давай, удачи…

… и убыл обратно на «пост».

Ага, хорошее такое напутствие.

Жизнеутверждающее.

* * *

Помните, в фойе были витрины?

Сейчас они отсутствовали.

Пол усеян битым стеклом и густыми хлопьями сажи, кое-где видны пятна крови. На полу и на стене — многочисленные выщерблины от пуль, вполне наглядно очерчивающие «мёртвую зону», примерно полтора на полтора метра. Очевидно, «шаг от стены — пуля, встанешь в рост — пуля» — это не прогноз на перспективу, а правило, подтверждённое печальной практикой.

Пахло порохом и жжёнными тряпками.

От буфета в сторону ближайшей выбитой витрины тянулся дымный шлейф: там горел костёр, вокруг которого сидели люди.

Двери в зрительный зал были открыты, оттуда доносился тихий надсадный стон.

На полу, у ближней ко мне стены, валялись детские рисунки. Стендов не было, скорее всего, их забрали на дрова.

По рисункам безжалостно потоптались грязными подошвами, но вряд ли из вредности: вдоль стены «мёртвая зона», отсыпанная штукатуркой из пробоин, поэтому там все и перемещаются.

Фредди-Мороз Дениса на удивление хорошо сохранился, его даже не заляпали грязью, только слегка помяли.

Посмотрел я на эти рисунки и что-то у меня внутри оборвалось и защемило…

Такое чувство, что у тебя было что-то хорошее, доброе, и ты вдруг это потерял. Причём, потерял без уважительных причин, глупо и бездарно, как говорит наш мелкий люмпен Юра: «прое…л на ровном месте». То есть, мало того что жалко и горько, так ещё и обидно за свою несусветную безалаберность (хмм… как будто ты был в состоянии всё это предотвратить, или даже хотя бы как-то повлиять на ход событий…).

— Ты чего там застрял? — вывел меня из задумчивости зычный голос из буфета. — Давай, вдоль стеночки, аккуратно, на карачках… шевелись!

Я двинулся к буфету, вдоль стеночки, как и было приказано, на четвереньках, и по пути, мимоходом, прихватил рисунок Дениса. Не знаю, зачем я это сделал, но получилось естественно и органично, как будто обронил принадлежащую мне вещь, полезную и нужную, и машинально подобрал. Свернул аккуратно рисунок, стараясь не делать резких сгибов и сунул во внутренний карман куртки. Негоже ему тут валяться, человечек столько труда вложил, переживал, охранял его от завистников…

Когда я добрался до дверей зрительного зала, тот же голос из буфета скомандовал:

— Двери прикрой! Пройдёшь, обратно открой.

В центральном проходе зрительного зала горел ещё один костёр. Рядом лежали люди, непонятно, живые или мёртвые, никто из них не двигался, но, судя по стонам, кто-то там точно был жив. Когда я закрыл ближнюю ко мне створку, кто-то плаксиво взвизгнул из зала:

— Не надо! Не надо закрывать! Вы что, уходите?! Вы что, бросаете меня?!

— Витя, угомонись, — властно прикрикнул давешний голос из буфета. — Никто тебя не бросает, человеку пройти надо…

Вокруг костра в буфете теснились два десятка людей, вооруженных преимущественно автоматами. Думаю, не ошибусь, если скажу, что это были сотрудники двух ведомств: в милицейской форме, и в спецназовской «чернухе», как у тех, что встречали меня во дворе, с грозными буквами на спине и груди, и несколько человек в «штатском».

Почти все были ранены: грязные окровавленные бинты, ссадины и кровоподтёки… Да нет, не почти, ни одного «чистого» я не заметил.

И самое страшное: все они смотрели на меня с какой-то непонятной надеждой и даже с обожанием, как будто я какое-то время назад был делегирован за спасением и сейчас должен был объявить, что всё чудесным образом утряслось и разрешилось.

От этих взглядов мне стало плохо.

Господи, что ж они так смотрят…

Я никак не мог понять, чего они от меня ждут, и грудь мою буквально разрывало от подступающей тревоги: вот сейчас как не оправдаю…

Как опозорюсь…

Кэ-эк сяду в лужу…

Да со всего размаху…

Тот, кто направлял меня, и, по всей видимости, командовал тут всеми подряд, был ранен сразу в обе ноги и не мог передвигаться без посторонней помощи. Когда я добрался до буфетной стойки, он тяжело приподнялся на локте и жестом показал сидящим рядом товарищам, чтобы его подняли и прислонили к стене.

— Давай сюда, браток, — он похлопал по полу рядом с собой. — Я майор Букин, Андрей Михайлович, вроде как командир всей этой банды. Тебя как звать?

Это был плотный мужчина лет сорока, черноволосый с проседью, коротко стриженный, в бушлате с майорским погонами.

— Саша Дорохов.

— Очень хорошо, Саша, очень прекрасно! — майор излучил в мою сторону самую доброжелательную в мире улыбку, слегка испорченную оттенком привычной уже муки — больно ему было, он всё время склонял голову набок и косился вниз, как будто прислушиваясь к ощущениям в ногах. — Давай, рассказывай. Колонна где стоит?

— Про колонну ничего не знаю, — я судорожно вздохнул и поделился ужасной догадкой: — Знаете… По-моему, тут какое-то недоразумение… Ребята во дворе тоже про колонну спрашивали… Но насчёт колонны я ничего не знаю…

— Погоди, погоди… — майор озабоченно нахмурился. — Что значит «недоразумение»? Ты от Гордеева?

— Да, я от Гордеева.

— Ну так и чего ты мне мозги пудришь, Саша?! — майор никак не хотел пониматься очевидные вещи. — Колонна из области идёт?

— Извините, но… Гхм-кхм… Насчёт колонны ничего на знаю…

— Саша, не дури! Вы к нам идёте на помощь, из области, с колонной — правильно?!

— Неправильно.

— Тю, ёпт… У тебя что, от переживаний крыша поехала?! Саша, где Гордеев?