Майор подался назад и, понизив, голос, сообщил:

— Спрашивает, что делать. В смысле, показывает жестами… Ага, хочет к крыльцу подъехать. Что передать, пусть едет?

— Ну, в общем… — замялся было майор.

— Ага, обязательно, — пробурчал угрюмый. — И пусть стоит под огнём, пока будем грузить раненых?

— Ни в коем случае! — определился майор. — Покажи ему, чтобы в проезд сворачивал.

— И не прямо сейчас, а когда подготовимся, — подсказал угрюмый. — Когда будем готовы, подадим сигнал: пусть как следует разгонится и летит в проезд. Сможешь жестами?

— Попробую!

Штатский принялся живо и размашисто жестикулировать: бил себя в грудь наподобие отстаивающего родовой участок бабуина, подпрыгивал, показывал, что тащит кого-то, потом изобразил движение БТР — отъезд назад, разгон, стремительный спурт — и даже погудел при этом (движение получилось плавающим, как будто речь шла не о наземном транспорте, а о какой-то фантастически быстрой рыбе).

— А традиционной связи с БТР нет? — задал я глупый вопрос.

— Не работает. — Угрюмый постучал по манипулятору допотопной радиостанции, висевшей у него на поясе. — Глушат, наверно…

В штатском умер отменный мим. Ему не в Службу надо было идти, а в какой-нибудь цирк или театр эстрады: глядишь, и всё бы по-другому сложилось, не сидел бы сейчас в этом разбомбленном фойе.

В общем, сеанс пантомимы прошел с феерическим успехом, и через минуту штатский доложил:

— Он всё понял!

— Точно всё?

— Ну, по крайней мере, повторил: разгоняется, мчится в проезд… Показал, что будет сворачивать. Сейчас стоит, ждёт команды.

— Ну всё, ребята, собрались, — сказал майор. — Надо всё сделать быстро и грамотно. Второго шанса не будет…

* * *

«Быстро и грамотно» применительно к нашему случаю выглядело так: взяли раненых из зала и вдоль стеночки, на карачках, двинулись к пожарному выходу.

Насчёт грамотности ничего не скажу (я в таком мероприятии участвовал впервые, судить не могу), но получилось в самом деле довольно быстро. Через три минуты в фойе осталось только напряжённо совещавшееся начальство: раненный в обе ноги майор, угрюмый боец, одутловатый штатский — и ваш покорный слуга, на правах пришлого элемента, который можно либо использовать по своему произволу, либо просто бросить за ненадобностью, ввиду нехватки места на броне.

Последнее, впрочем, меня пока что не беспокоило — я вполуха слушал, как спорит начальство, и напряжённо всматривался в чуть подсвеченную догорающим костром темноту зрительного зала.

Они не забрали своих убитых.

Вот так номер…

Что ж, очевидно, этому есть какое-то рациональное объяснение.

Очевидно, что в трюме БТР тесно и найдётся место только для тяжело раненных и тех, кто не может самостоятельно передвигаться. Все прочие тоже ранены, они с трудом могут дотащить и погрузить «тяжёлых», так что забота о мёртвых закономерно отодвигается на второй план.

Это если мыслить рационально.

Но меня это почему-то покоробило, и… как бы это правильно сформулировать… Опечалило? Нет, в тот момент было не до сантиментов, я уже весь горел в предвкушении предстоящего боя, «мандраж гонял», старался ровно дышать, чтобы не показать страх перед посторонними людьми, настраивался, одним словом.

Скажем так: меня это обстоятельство обескуражило и навело на нехорошие мысли. То есть если я погибну, меня вот так же бросят где попало, на улице или в каком-нибудь полуразрушенном здании. Я-то им вообще никто, пришлый, чужак. Ну и дальше по смыслу: потом меня будут грызть собаки и клевать разные хищные птицы… Брр…

— Нет, я не останусь, — категорически отказался штатский. — Можете сразу меня расстрелять, но я не останусь. Я плохо бегаю, вы же в курсе, ну какой с меня бегун? Упаду, в судорогах забьюсь, ещё потом со мной возиться придётся — подведу и подставлю всех!

А дело в том, что кому-то надо было остаться здесь и прикрыть эвакуацию.

Майор настаивал на простом решении: уходим все разом через проезд, «тяжелых» и тех, кто не может быстро двигаться, — в десантное отделение БТР, остальные под прикрытием брони дружно топают следом и по нехитрому расчёту скупо прикрывают отход (патронов осталось мало). Для невоенных уточню — иными словами, те, кто прячётся за бронёй, поочёрёдно стреляют в сторону здания ОВД, не давая засевшим там стрелкам вести прицельный огонь по БТР.

Вопрос о том, чтобы всем грузиться и ехать на БТР и таким образом значительно выиграть в скорости, даже не рассматривался. С учётом тяжелораненых под броню не влезет даже половина личного состава, так что вторую половину, которой придётся ехать на броне, почти наверняка расстреляют буквально за считанные секунды.

— А пулемёты БТР… — заикнулся было я.

— В комнате для хранения оружия, — желчно заметил штатский. — Как в любом нормальном бардаке: БТР — в парке, пулемёты и боезапас — в отделе. Инструкция, бл…!

Угрюмый был категорически против «простого решения». Я так понял, что он был местным «боевиком», плотно разбирался в военном деле, и поэтому майор, хоть и через матюки и явное нежелание, вынужден был к нему прислушиваться.

Угрюмый считал, что одновременная эвакуация всех разом и прикрытие на ходу — это дважды неправильно.

Во-первых, потому что на ходу нормально никто не прикроет.

— Через «порты» и верхние щели[7]не постреляешь: угол не позволяет, обзора нет, да и на ходу попробуй прицелься…

Про стрельбу с земли вообще говорить не приходится: люди будут бежать изо всех сил и при этом инстинктивно жаться к броне. В такой обстановке работать прицельно невозможно, если кто-то и будет стрелять, то в белый свет как в копеечку и зря жечь патроны.

Во-вторых, БТР с пехотой — это по факту одна цель, по которой можно вести сосредоточенный огонь, особенно при отсутствии нормального прикрытия. Если же оставить здесь, в фойе, группу прикрытия, это уже будет две цели с хорошим разносом по фронту. Если же рассредоточить даже двоих бойцов по простенькой схеме и правильно перемещаться, это уже будет три цели, две из которых могут целенаправленно вести постоянный беспокоящий огонь, что делает их приоритетными целями (стреляют в первую очередь в того, кто ведёт по тебе огонь, а уже во вторую очередь по инертной цели) и в итоге значительно усложняет задачи тех, кто засел в здании ОВД.

По замыслу угрюмого, БТР из проезда ДК проскочит за мэрию, оставит там пехоту, затем развернется, разгонится и рванет через площадь по крутой дуге, в верхней точке которой перекроет крыльцо ДК от огня со стороны ГОВД и встанет примерно на семь-десять секунд.