не потратил, не имея на то возможности. Однако сейчас это было проделать уже можно — и, конечно же, нужно: Андреевы всегда выполняли свои клятвы.

Пятнадцать лишних пудов груза для пятнадцати крепких бурятских лошадок — это очень немного. А в сохранности груза и верности охраны Николай Павлович не сомневался: во-первых, подошел второй полуэскадрон, а во-вторых в этом эскадроне служили исключительно избранные на курултаях «лучшие воины яса», для которых клятва верности Наранбаатар-хаану была священной.

В Пскове отряд уже несколько дней дожидался заранее оговоренный эшелон, а котором они за день доехали до Петербурга, а на следующий день отправились в Москву. Дальше пути Николая Павловича и его «охранного эскадрона» разошлись: эскадрон поехал на поезде дальше, а Верхнеудинск, а Николай Павлович уже на автомобиле — в Кремль. На совещание, посвященное итогам войны…

На самом деле итоги войны с Польшей ввергли руководство большевиков в глубокие (и не самые радостные) раздумья: казавшаяся буквально неизбежной победа коммунизма в Европе оказалась фатаморганой. К тому же «польская партия», как выяснилось, на такую победу и изначально не рассчитывала — но это было вообще «мелочью», тем более что и лидеры этой «партии» самоликвидировались. Так что обсуждение именно итогов войны свелось к тому, что товарищу Тухачевскому «поставили на вид», было принято решение «всемерно ускорить производство вооружений», а после того, как товарищ Троцкий предложил «усилить репрессии железнодорожников за невыполнение работ», разговор окончательно свернул на железнодорожную тематику.

— Мне кажется, что товарищ Троцкий здесь перегибает палку, — высказал свое мнение товарищ Бурят. Его перед началом совещания кооптировали, по предложению Льва Борисовича Каменева, поддержанному Лениным, в ЦК. Правда, когда Лев Борисович это предлагал, он сказал Ленину, что «иначе его не выйдет в управу взять, а партийную дисциплину никто не отменял и ему просто придется подчиниться», но остальные члены ЦК предложение приняли потому что видели его успехи на фронте и в дипломатии.

— Что вы имеете в виду? — не удержался Лев Давидович.

— Исключительно то, что говорю. У меня в республике никаких репрессий не практикуется, но поезда ходят по расписанию. Между Читой и Владивостоком ходят двадцать четыре пары поездов в сутки, а между Читой и Новониколаевском — уже больше сорока. Сейчас мы договариваемся с товарищами из Челябинска, и, думаю, уже к ноябрю сорок четыре пары будут ходить и до него. Дело просто не в репрессиях, а в верном управлении дорогами.

— Хорошо вам говорить, а у нас просто паровозов нет!

— Кстати, о паровозах. Я тут краем уха слышал, что вы желаете купить тысячу паровозов «Э» по сто двадцать тысяч золотых рублей за штуку. Поскольку я не могу считать тех, кто занимается этим вопросом, предателями и ворами, то иначе, как обманутыми я их и не назову. Слышал, что идею эту сильно продвигал товарищ Ломоносов… кстати, где он? Мне кажется, что к нему ЧК должно внимательно присмотреться… впрочем, я не об этом. Забайкальская республика может поставить эту тысячу паровозов, причем еще до следующей весны, по цене в пятьдесят пять тысяч, и не «Э». а декаподов. Ну и минимум шесть сотен паровозов «Э» мы можем полностью отремонтировать, а еще сотен пять «овечек». Не бесплатно, конечно, в среднем ремонт обойдется тысяч в десять, золотом конечно. Но это всяко куда как дешевле того, что желает отдать этот упомянутый товарищ…

Ленин при этих словах сморщился, как будто ему лимон в рот засунули и заставили его прожевать:

— Вы хотите сказать, что к вас в Республике появились паровозостроительные заводы?

— Я говорил о паровозоремонтных. А новые паровозы — это американские декаподы.

— Американцы нам паровозов не продают!

— А мне продают. До ноября ко мне уже придет две сотни, а еще у меня есть опцион на тысячу двести с поставкой за год. А если будет нужно больше — то я и две тысячи закуплю. По цене двое меньшей, чем готовы платить вы.

— Так что же вы их не покупаете?

— А у меня золота нет. Но вы же именно золотом расплачиваться и хотите, причем тем золотом, что я не дал Колчаку вывезти. Отдайте мне его на две тысячи паровозов — и к концу года у вас с паровозами проблем не будет.

— Вы в этом уверены? — очень серьезно поинтересовался товарищ Артем.

— Абсолютно уверен. Более того, я бы хотел лично вас пригласить, чтобы вы всеми вопросами по этой закупке и занялись. Вы же английский язык знаете неплохо, а у меня с полиглотами худо. Сам же я все делать просто не успеваю.

— Федя, я это предложение поддерживаю, — не дал никому еще влезть в спор Сталин. — Паровозы нам нужны, а касательно репрессий… я предлагаю передать весь наркомат путей сообщения под управление министерства транспорта Забайкальской республики.

— Тогда у меня еще одно предложение, — снова начал товарищ Бурят, — относительно постройки дорог. Я про проект Алгембы. На нем сейчас работает, насколько мне известно, больше тридцати тысяч человек, а результата их работы не видно. То есть видно лишь то, что люди там просто мрут без пользы. Я предлагаю проект остановить, людей мне передать. Тем более это будет верным, поскольку руководитель работ — кстати, все тот же товарищ Ломоносов — куда-то пропал, а вместе с ним пропали и изрядные суммы денег, на эту работы выделенные.

— Насколько изрядные? — очень удивился Артем.

— В золоте если смотреть, то около ста миллионов. То есть это именно в золоте, а сколько в рублях и других валютах, я не знаю.

— Но на проект уже истрачено… — начал было Ленин, однако Николай Павлович договорить ему не дал:

— Не потрачено, а украдено. Сейчас из выделенного на этот год миллиарда рублей золотом якобы потрачено почти семьсот миллионов, а выстроено менее ста верст насыпи, что при кровавом царизме и в два миллиона не обошлось бы. Я думаю, что ЧК просто обязано выяснить, куда были потрачены эти деньги, а пока они разбираются…

— Хорошо, мы, скорее всего, примем ваше предложение, — прервал его Ильич. — Людей к вам как, по железной дороге отправлять?

— Ну не пешком же!

— Договорились, мы начнем отправку людей к вам, скажем, с понедельника. И на этом совещание предлагаю закрыть.

— Договорились. Эшелоны я для перевозки людей свои предоставлю, поначалу воинские, они всяко пока простаивают…

Когда собравшиеся уже разошлись, Сталин подошел к