не могла, что в этот момент её любимый дядюшка находится в такой глубокой задумчивости, что отвлечь его мог бы только недалёкий взрыв, да и то вряд ли.

Виктор читал уже пятую статью с похожим заголовком. Перед этой был перевод статьи из французской Le Monde — «Наркодилеры расплатились кровью», из наших «Известий» — «Совместные усилия спецслужб дали фантастические результаты» и парочки американских с аналогичными названиями. Уже после первой его прошиб холодный пот, потому что у него в голове вдруг соединились его внезапное «пожелание» при записи закадрового текста к французскому клипу и круто замешанное на страхе и ненависти «воззвание» после ранения Алексея. Теперь он в разных публикациях выискивал цифры и пытался их осмыслить. По данным разных источников выходило, что при действительно очень масштабной и действительно одновременной и совместной операции в Колумбии, США, Франции и России было уничтожено от ста двадцати до ста пятидесяти наркодельцов разного масштаба. Именно уничтожено, а не арестовано. Впрочем, и арестованных было примерно столько же. Они все дружно почему-то вздумали оказывать вооружённое сопротивление, но задействованные против них силы были настолько велики и действовали они настолько решительно, что результат получился именно таким, как его описывали журналисты. О потерях среди силовиков ничего не говорилось, хотя было понятно, что без жертв среди них вряд ли обошлось. Ещё писали о тоннах захваченных и уничтоженных наркотиков, о количестве ликвидированных складов и лабораторий и изъятых деньгах. Всё последнее Виктора не интересовало абсолютно, а вот по поводу убитых он весь испереживался.

«А вдруг среди погибших были те, кто не имел отношения к нападению на нас? Нет, так-то их не жалко, но… но… так слишком много «щепок» при рубке леса разлететься может. А там и до «вампиризма» недалеко! Пожелал крови и — пожалуйста. Только пальцами щелкни. Б-р-р-р…» — его передёрнуло так, что клацнули зубы.

«Погоди, погоди!» — остановил себя Виктор, как уже не раз бывало при внутренних диалогах. — «Тогда, в парке, во Франции, мне внезапно стало плохо, когда того мужика из-за меня скрючило. А ни при записи текста, ни на дороге ничего такого не было! Это значит, что я всё сделал правильно? Или что мне что-то могут простить, а что-то нет?… Хорошие вопросы… Ещё бы кто подсказал, где ответы получить…»

Он резко встал и сделал несколько быстрых шагов в сторону машиной комнаты, решив, что надо бы всё рассказать Маше, и, возможно посоветоваться с ней. Племянница действительно была не по годам умна. Причём нужным именно сейчас житейским умом, а не способностью решать сложные математические или какие другие задачки.

«Нет! Не сто́ит!» — Руденко снова притормозил. — «По крайней мере не сейчас. Ей и так проблем хватает…»

Вернулся к столу, взял лист бумаги и попытался нарисовать некое подобие схемы взаимодействий их клипов, своих хотелок, и полученных результатов. Просмотрел цифры, статистику… Получилось не очень вразумительно. Вопросы никуда не исчезали. Он разорвал листок со своими каракулями, дошел до кухни, выбросил в мусорное ведро обрывки и собрался вернуться в кабинет, когда на пороге появилась Маша. Виктор вдруг наконец-то сообразил, что не расспросил у неё о поездке к Арсентьеву подробно, хотя следовало бы.

— Машунь, извини, я что-то зачитался, когда ты вернулась. Расскажи, как ты с Алексеем поговорила. На чем расстались?

Девушка вздохнула, давая понять, что простила недавнее отсутствие должного интереса, улыбнулась и в лицах пересказала весь их разговор и подробно отчиталась о поездке на Ходынку к Сипягиной. А Виктор слушал и блаженно улыбался. Улыбался не только тому, что одна из проблем оказалась не настолько большой, как казалось, не только тому, что Маша говорила об Алексее с нескрываемой нежностью, а ещё и тому, что благодаря Машиному рассказу вспомнил свой последний сон в мельчайших деталях. Точнее, его конец: «… в особенности любовь умной и сильной Женщины…». И не только вспомнил…

«Было же ясно сказано, что придётся платить до тех пор, пока не пойму, как ещё использовать этот «дар». Который больше похож на проклятие, чем на подарок. Вот же! Вот он! Вот он, ответ! Любовь! Ведь не было сказано «только», было сказано «в особенности»! Значит… «всего-навсего» нужно поменять раздражение, ненависть, — на… их противоположность и… тогда можно меньше беспокоиться о последствиях? Да, скорее всего именно так!»

«Это «всего-навсего» конечно же в огромных кавычках» — осадил он себя, — «но… но… примеры-то есть! Вот солдат на войне. Он ведь убивает врага не только потому, что ненавидит агрессора, а ещё и потому, что любит свою страну, своих родных, свою свободу, в конце концов… Или это меня куда-то не туда занесло?… Кста-а-а-ти! В нашем первом клипе… да и в китайском, никакого раздражения или злости ни на кого у меня не было. В результате плюсов — вагон. Даже наезд фармацевтов обернулся «прибылью». Не денежной, само собой, вон как за нас наши подписчики вступились. А это дорогого стоит!.. Во французском — ну, тут и так всё ясно, на каждый плюсик нашёлся жирный минус. В американском — там двояко истолковывать можно. Ну и минусов, соответственно, отсыпали. Не таких жирных, как за предыдущий, конечно, но ведь были они, были!»

Тут Виктора отвлекло Машино ехидное хихиканье.

— Ты чего?

— А потом ещё кое-что было, — и она рассказала о своей стычке с Людмилой.

— Хм, не боишься, что по злобе́ гадость какую задумает?

— Вот ещё! — презрительно фыркнула девушка, — много чести таких куриц опасаться.

— Ну, если куриц, тогда конечно… Хотя всё равно придётся оглядываться, чтобы в помёте не изгваздаться.

Маша беззаботно отмахнулась, сказав, что по-крупному гадить у таких кишка тонка, а на мелочи у неё иммунитет теперь, после того, как она руками хлещущую кровь пыталась останавливать. Виктор, почему-то смутившийся и разволновавшийся от таких слов, посмотрел как за вернувшейся в свою комнату племянницей закрылась дверь и решил, что всё-таки не помешает попозже поинтересоваться у лейтенанта насчёт возможностей этой Варфоломеевой… Отсюда, вдруг, как-то сам собой выстроился мост к тому, чем они с племянницей занимались последнее время.

«Вот есть несчастная, по сути — отвергнутая женщина. И есть Маша, ставшая успешной, нашедшая свою любовь, будем надеяться — любовь долгую и счастливую. Таких, как Маша — единицы… ну, пусть — десятки или даже сотни. Таких, как эта Людмила, — тысячи, если не миллионы. И не женщин, а вообще — людей. И среди этих тысяч или миллионов обязательно найдутся такие, которые будут стараться сделать какую-нибудь гадость. Кто словом, кто делом. Кто из зависти, кто от злости, что у