Ручка сыскалась с трудом. Но Наташа выудила ее из чемодана, открыла чистую страницу и написала всего одну фразу:

«Вот я и в Камелево».

Поставила точку и ушла обедать. Аромат свежеиспеченных пирогов с черникой манил.

Бабушка долго не отпускала Наташу и расспросила ее обо всем на свете. Дедушка молча обедал – у него с внучкой была особая связь, не нуждающаяся в словах. Наташа чувствовала себя легко и уютно, когда дед рядом.

– А с другом уже договорилась встретиться? – полюбопытствовала Раиса Петровна, кладя в чай лимонную дольку. – С этим… Кириллом, кажется.

Дедушка вздохнул. Он помнил просьбу внучки: если Кир объявится – сразу сообщить ей. Но тот не показался ни разу, даже мельком. Вскоре Наташа перестала надеяться, а однажды попросила не напоминать больше о Кире.

– Не-а, – коротко ответила девочка, – не удалось… созвониться.

Раиса Петровна не огорчилась. Разумеется, ей же Кир не нравился. Опасный мальчишка, впутывающий маленькую девочку в неприятности – вот кто он для бабушки.

В общем, под конец обеда хорошее настроение испарилось. Наташа вернулась к себе и собиралась продолжить дневник, но увидела на листе хоровод из чернильных клякс. Раскрученная ручка и сломанный надвое стержень лежали рядом.

– Лютый! – ахнула Наташа, улыбаясь во весь рот.

Зачинщик беспорядка взгромоздился на чемодан и, расстегнув молнию, нагло шуровал внутри. Снаружи торчали одни ноги в неаккуратно сшитых из половой тряпки штанах. После слов Наташи домовой высунулся наружу.

– Не вопи, женщина. И вообще, где цветы и фанфары в честь моего появления?

– Тебе мало меня? – фыркнула она.

– Совсем обнаглела! – Лютый, картинно всплеснув руками, добавил: – Мне это по вкусу. Долой тихоню-Наташеньку, да здравствует новая, боевая Наташка! Я бы даже сказал: Наташенция.

Девушка, недолго думая, плюхнулась на коленки и протянула ладонь. Домовой по-деловому пожал ее своей крошечной. Лютый привлекал своей вредностью. Никакого сюсюканья, жеманства и лести. Речами не разбрасывался, но коль обещал помочь – слово держал. По зову являлся редко, зато когда его не ждешь – тут как тут.

Его лысая макушка за два года обросла рыжеватым пушком. Кожаная куртка для игрушечного Кена, украденная у Наташи, окончательно прорвалась.

Девушка достала из чемодана подарок для домового – новую куртку, рубашку, джинсы и два пуловера. Одежка была куплена в кукольном отделе, и продавщица пораженно смотрела на взрослую Наташу, которая с горящим взглядом подбирала наряд.

Спустя полчаса позвонила мама, Наташа бодро отрапортовала: жива-здорова, добралась без происшествий. После заглянул Димка, как всегда – через окно.

– В честь тебя организуем сабантуй, – оповестил он. – Соберутся наши. Согласна?

Наташе прекрасно жилось без друзей Димы, но и отказать она не могла. Договорились на завтра, возле озера.

Димка пообещал продемонстрировать мопед во всей красе.

– Довезу тебя туда с ветерком! Не машина – зверь. А как в повороты входит! Закачаешься!

– Ира не разобидится, что ты меня катаешь? – чуть ехидно спросила Наташа.

– С чего ей? – не понял Димка. – Отношения – это здорово, но мы ведь с тобой общались задолго до ее появления.

Мысленно Наташа благодарила его за то, что, несмотря на разногласия и ссоры, они остались хорошими друзьями. Когда Дима ушел, она, разморенная дорогой и свежим воздухом, уснула и продрыхла до самого вечера.

Разбудило ее легкое прикосновение к щеке. Наташа приоткрыла один глаз и заметила на подушке сложенный вдвое лист. Сон моментально слетел. Девочка взяла послание, повертела в пальцах, пытаясь понять, кто подложил. Окно хоть и открыто, но с Димкой они пообщались, и если он захочет что-то сказать – передаст через бабушку. Остается проказник-домовой.

Наташа развернула записку, ожидая увидеть там что угодно. Хоть оскорбительный стишок, хоть кляксу, хоть каракули. Но на листке чем-то черным и толстым, наверное, угольком – очень уж смазаны буквы, – было написано всего семь слов.

«Приходи, если сможешь, к больнице. Очень прошу. Кир».

Почерк скачущий, буквы неровные, чисто мальчишеские. Но почему он не сказал сам? Смущается? Или оставил записку, чтобы не будить Наташу? Или… Вообще не он написал?

– Дождалась весточки? – язвительно раздалось сбоку.

Лютый восседал на столе, где поедал клубничину размером с половину своей головы. Одет он был в новый, еще пару часов назад светло-бежевый, свитер, уже весь замызганный.

– Кто ее принес?

Голос дрогнул.

– Сам допер, – домовой похлопал клубничину по боку.

– Я про записку.

– Дык я. – Он стукнул себя испачканной рукой в грудь. – Кто ж еще такой геройский и замечательный?

– От… Кира?

– Нет, от Пети, который подписался Киром. – Лютый скорчил недовольную мину. – Не собираешься идти – так и скажи. Я ему передам.

Но Наташа покачала головой. Куда она денется. Заодно поинтересуется, где Кир пропадал столько времени и почему внезапно объявился.

На сборы потратила немало. Одежды-то набрала полный шкаф, но ассортимент угнетал. Раньше, получается, было легче: три футболки, две пары джинсов – не ошибешься. А тут целый ритуал: пока верх подберешь, затем низ, согласуешь, примеришь, переоденешься. Там прическа не понравится, макияж смажется, пятнышко обнаружится. И так по кругу.

– Да вали уже, – в характерной манере изрек Лютый, наблюдающий за процессом. – И так нормально.

Наташа удивилась: с какого перепугу домовой похвалил ее внешний вид? А с его стороны подобная фраза – настоящий комплимент. Что ж, значит, придется остановиться на блузочке с рукавом-фонариком и бриджах.

Предупреждать бабушку или нет? С одной стороны, надо бы. С другой – а если не отпустит? Но девочка рискнула:

– Бабуль, я гулять, – на всякий случай с вызовом сказала она.

Бабушка, довязывающая свитер, окинула Наташу пристальным взглядом.

– Иди.

– А ты… ты не спросишь, с кем именно?

– Будто я не догадываюсь, – усмехнулась Раиса Петровна.

Наташа не стала уточнять.

«Та-ак, и где больница?» – думала она, шагнув к указателю. Повертелась, покрутилась, но ориентиров не вспомнила. Придется наугад. Лес выведет.

Заметная днем тропинка затерялась под травой. Ветер смолк, затаившись в кронах деревьев. Те опустили ветки, готовясь ко сну. Над лесом светило полусонное солнце, готовое вот-вот скрыться за пламенеющим горизонтом. И в полнейшей тишине чирикнула одинокая птичка. Наташа последовала на звук. Вскоре мотив подхватила вторая, чуть дальше от дороги. А потом – третья. Птицы, которых Наташа так и не разглядела, сменяли друг дружку и напевали всего пару нот, словно – указывали путь.