– Почему тебе разрешили остаться на работе? – спросила она. – Почему тебя не уволили, когда ты получил срок?

– Потому что я лучший в своём деле.

Он даже не пытался казаться хоть немного скромным.

Элоиза откинулась назад, закрыла глаза и прислонилась головой к облицованной позеленевшей медью колонне. Она думала, как расценивать всю эту ситуацию.

– Ты здесь? – спросил Мартин.

Элоиза не ответила.

– Давай просто встретимся и всё обсудим? Я приеду к тебе, просто скажи куда.

– Я думаю… – сказала Элоиза, пытаясь собраться с силами, – …я думаю нам лучше не видеться больше.

– Что? Нет, перестань, я…

– Я думаю, что сейчас мне лучше побыть одной. Так много всего происходит на работе и…

– Элоиза, – сказал он. Его голос понизился до шёпота. – Пора тебе начать хоть немного доверять мне. Я думаю… я думаю, что люблю тебя.

Она грустно улыбнулась.

– Я бы очень хотела верить тебе, – сказала она, глядя на городские крыши. – Но не верю.

Элоиза ещё долго продолжала сидеть там после того, как разговор был окончен. Она совсем потеряла счёт времени, пытаясь распутать клубок мыслей у себя в голове. Когда маленькая дверца в стене рядом с её скамейкой вдруг распахнулась, она вздрогнула.

Морщинистое лицо Бобо показалось в проёме.

– Элоиза, – сказал он, предостерегающе указывая костлявым пальцем на колоннаду за её спиной. – Если не хочешь оглохнуть, пора уходить. Уже почти восемь часов.

Элоиза вскочила со скамейки и испуганно оглянулась на огромный бронзовый колокол.

– Извините, я замечталась.

Старик недоверчиво покачал головой, пропуская её вперёд себя на дубовую лесенку.

Только они спустились под купол, как часовой механизм заскрипел и пришёл в движение. Шестерни вращались, звук гулким эхом разносился под сводами, а затем пространство вокруг них наполнилось оглушительной какофонией, создаваемой колокольным многоголосьем.

Элоиза и Бобо, заткнув уши, бежали вниз по выбеленной винтовой лестнице, настолько узкой, что Элоиза оцарапала локоть о гвоздик, торчавший из стены.

Когда они спустились на безопасное от шума расстояние, старик поймал её за руку.

– Ты поранилась, – сказал он.

Элоиза повернула руку и посмотрела на ранку. Это была неглубокая царапина, но кровь текла обильно и капала на белый каменный пол.

– Пойдём, – сказал он и махнул ей рукой. – Иди сюда.

Он отодвинул в сторону гобелен, висевший на стене, и провёл Элоизу через оказавшуюся под ним дверь в маленькую каморку.

Она удивлённо хлопала глазами.

– Я… Я здесь раньше никогда не была!

– Не была, – сказал он, роясь в ящиках небольшого комода, – в церкви ещё остались места, которых ты никогда не видела.

– Неужели? – Элоиза была озадачена. – Я думала, я уже везде побывала.

Бобо с таинственным видом покачал головой. Потом улыбнулся.

– Нет, не везде.

– Ну… – Она огляделась по сторонам. – А чего ещё я не видела? Мне можно посмотреть на помещения, где я не была?

У неё было такое ощущение, как будто она только что узнала про своего верного друга, которого, как казалось, она знала от и до, какую-то тайну. Это чувство ей не понравилось.

– Сядь, Элоиза.

Она села на стул, обитый тёмно-зелёным бархатом, стоявший рядом со старым столом красного дерева.

– Давай сюда руку, – скомандовал с улыбкой старик.

Элоиза протянула руку.

Бобо зубами надорвал угол квадратного пакетика и вытащил из него влажную салфетку. Он осторожно вытер кровь. Затем заклеил царапину пластырем и слегка похлопал по нему.

– Ну вот, – сказал он. – Теперь ты как новенькая.

Элоиза поблагодарила, но её внимание было обращено сейчас не на царапину.

– Что это за помещения, в которых я никогда не бывала?

Бобо усмехнулся.

– Отчего такое любопытство?

Элоиза покачала головой.

– Для меня это важно.

– Почему?

Элоиза не ответила.

Бобо смотрел на неё глазами, мутными от катаракты. Один глаз был таким белым, что Элоиза гадала, видит ли он им вообще.

– Что такого для тебя в этом куполе?

Элоиза пожала плечами.

– Умиротворение.

– Большинство людей пугаются высоты, и у них кружится голова, когда они поднимаются наверх.

– А у меня нет, – сказала она, качая головой, – это моё место.

Старик встал и дал ей знак сделать то же самое. Они пошли к выходу, и в дверях старик повернулся к ней и положил ей обе руки на плечи.

– Церковь – такое место, куда многие приходят, чтобы обрести мир, Элоиза. Чтобы получить облегчение. А некоторые приходят за прощением грехов.

Элоиза ничего не сказала.

– Я вижу тебя здесь, в церкви, с тех самых пор, как ты была маленькой девочкой, а вот счастливой не вижу очень давно… – Он пристально посмотрел на неё. – Я вот о чём хочу спросить: ты сделала что-нибудь, в чём нужно раскаяться? Если это так, я уверен, что пастор был бы рад поговорить с тобой. Что бы это ни было, ему можно доверять. Ты ведь и сама это знаешь, правда?

Элоиза встретилась с ним взглядом.

Одно мгновение она колебалась, не рассказать ли ему всё, не броситься ли в его отеческие объятия, не сдерживая слёз. Но слова замерли у неё на устах, и она не смогла заставить себя произнести их.

Вместо этого она сказала:

– Нет, Бобо. Мне не требуется получить прощение. Мне трудно его дать.

Элоиза ничего не ела с трёх часов дня, когда перекусила парой ломтиков ржаного хлеба у Кеннета Валлё. Живот начал урчать, но голода она всё равно не чувствовала. Ей просто хотелось пойти домой, лечь в кровать, закрыть глаза и позволить себе на несколько часов погрузиться в мир, где всё было ещё возможно. В мир, где не было никаких Йоханнесов Моссингов, где людей не убивали и где они не вешались, а по почте она получала только открытки из путешествий и поздравления с Рождеством и праздниками от друзей и родных.

Где всё было как оно было когда-то.

Она спустилась по улице Бредгаде, свернула на улицу Фредерисиягаде и пошла домой на улицу Олферта Фишера. Розовый куст рядом со входной дверью продолжал цвести. Она остановилась и зарылась носом в большой пудрово-розовый цветок. Она глубоко вдохнула его аромат, и несколько кремовых лепестков облетело на землю. Затем она открыла входную дверь и стала подниматься на верхний этаж.