– Как вы сказали, я сбежал. Я понятия не имею, что происходило в жизни Анны после этого.

Элоиза попрощалась с Франком Килем и направилась к выходу, а барменша тем временем обращала в выпивку его недавно приобретённую банкноту.

Стоя на площади Конгенс Нюторв перед стриптиз-клубом, Элоиза позвонила Шеферу – сработал автоответчик. Она оставила ему сообщение с просьбой перезвонить ей как можно скорее.

Повесив трубку, она огляделась. Дождь прекратился.

Элоиза пошла пешком в сторону улицы Бредгаде под шелест автомобильных шин по мокрому асфальту, и где-то в глубине души у неё начинало обретать форму пока что подавляемое подсознанием слабое ноющее чувство.

Небольшая группа юных азиатских туристок с причёсками как у фигурок из конструктора «Плеймобил», освещала своды вспышками зеркальных фотоаппаратов. Они шептались друг с другом, прикрывая рот рукой, и тишина то и дело нарушалась хихиканьем, словно на экскурсию пришла группа озорных школьниц из младших классов. «Не хватает высоких хвостов и плиссированных юбок», – подумала Элоиза.

Она узнала двух постоянных прихожан, они сидели по сторонам от центрального прохода с опущенными головами и тем особым выражением старадания на лице, которое обычно бывает у людей, попавших в беду.

Больше в Мраморной церкви никого не было.

Охранник у входа на ротонду был всё таким же, как и в детстве Элоизы. Его звали Бобо, и Элоизе всегда казалось, что это звучит очень по-толкиновски. Внешним видом он тоже напоминал персонажа из книг Толкина: он не менялся со дня их первой встречи и был всё так же похож на улыбающуюся сморщенную изюмину в молочно-белом парике.

На Рождество она всегда приносила ему бутылку хорошего портвейна, а он закрывал глаза на то, что она приходила в часы, когда ротонда была закрыта для посетителей, и проскальзывала за тяжёлую дубовую дверь, скрытую от глаз непосвящённых.

Она улыбнулась, проходя мимо его стола, а он в ответ тепло поприветствовал её, хитро улыбаясь.

– Сыро сегодня, – сказал он. Элоиза кивнула и зашла.

Она знала маршрут так же хорошо, как черты своего лица. Знала, какая ступенька скрипит, где лестница неровная и сколько шагов предстоит сделать, чтобы пересечь подкупольное пространство высоко над изображениями двенадцати апостолов.

Когда она вышла в узкую галерею, опоясывавшую купол, перед ней расстилался Копенгаген.

Мерцающий в сгущающихся сумерках, хорошо знакомый. Умиротворяющий.

Она протерла скамейку от воды рукавом куртки и села, любуясь видом на дворец Амалиенборг и оперу на Хольмене. Обычно в это время дня она выбирала противоположную сторону купола, чтобы понаблюдать, как солнце заходит за городские крыши, но сейчас на западе было облачно. Красивее всего небо было именно с этой, противоположной стороны.

Она долго сидела и наблюдала, как над Амагером пролетали самолёты. Они летали часто. Появляющиеся одна за другой машины держали курс на взлётно-посадочные полосы аэропорта Каструп и казались жемчужинами, нанизанными на верёвочку в пурпурно-синем вечернем небе.

Элоизе было необходимо побыть в этой тишине, чтобы сосредоточиться, чтобы переварить все впечатления минувшей недели. За последние несколько дней она оказалась на грани увольнения, привлекла к себе внимание психически ненормальной убийцы в розыске, выяснила, что у Йонны Киль была – или, по крайней мере, однажды случилась – большая проблема с азартными играми. Она обнаружила бездыханное тело Ульрика Андерсона, а её квартира подверглась взлому.

Хотя подверглась ли?

Она пока не могла составить цельную картинку из имеющихся фактов. Кто сделал эту фотографию с балкона и разместил её в «Инстаграме»?

С какой бы стороны она ни подходила к этому вопросу, её мысли постоянно возращались к одному и тому же.

Мартин.

Это Мартин дал ей документы о деле Скривера, из-за которых возникли проблемы на работе. Это он появился в ночь после публикации Анны Киль в «Инстаграме», а теперь в полиции сказали, что он был осуждён за побои. Чем больше она об этом думала, тем больше убеждалась, что знала только его внешнюю сторону, тот красивый фасад, который был доступен взору окружающих.

Она потянулась за телефоном.

Он снял трубку после первого же гудка:

– Привет!

Его голос искрился свежестью, от которой у Элоизы защемило в груди. Ей было слышно, что он находится на улице и куда-то идёт.

– Привет, ты где?

– Еду домой. А ты?

Элоиза сразу перешла к делу:

– Почему тебя обвинили по уголовной статье?

Она услышала, что он остановился.

– Что, прости?

– Полиция нашла твои отпечатки пальцев в моей квартире после взлома, и они оказались у них в базе.

Он ответил после небольшой паузы:

– Да.

– «Да»?! И это всё, что ты хочешь мне сказать?

– Что ты хочешь, чтобы я сказал?

– Я хочу, чтобы ты сказал мне, за что ты сидел в тюрьме.

Он затих на мгновение. Затем сказал:

– Я повалял одного парня по полу. Я этим не горжусь, но можешь мне поверить, если я скажу, что он это заслужил.

Элоиза нахмурилась.

– Заслужил? Кто заслуживает, чтобы ему выбили четыре зуба? Вот что ты мне должен объяснить, чёрт возьми, Мартин.

– Не важно кто…

– Для меня важно.

Было слышно, как он тяжело выдохнул. Затем сказал:

– Это был человек по имени Томас Берггрен.

– А кто такой Томас Берггрен?

– Он был моим лучшим другом двадцать четыре года. Пока я не узнал, что он трахается с моей женой.

Каждое его слово падало, словно топор, раскалывающий дрова.

Шарах, шарах, шарах.

Элоиза молчала.

– Слушай, – продолжал он, – я не говорил тебе об этом, потому что к нам с тобой это не имеет никакого отношения. Я нарушил закон, с тех пор прошло уже много времени, и за то, что я сделал, я заплатил. Моя жена стала бывшей женой, а друг стал бывшим другом. Они ничего не значат для меня – даже меньше, чем ничего. Жизнь продолжается. Но я бы соврал, если бы сказал, что меня гложет чувство вины. Что я сожалею. Как я уже сказал, он это заслужил.

Элоиза не знала, чему верить. Говорил ли он правду или это была на ходу придуманная ложь? В конце концов, между ними накопилось так много недоверия, столько раз у неё были причины сомневаться в нём. Каждый раз, когда она требовала от него ответов на свои вопросы, объяснения находились слишком легко и были слишком исчерпывающими. Сможет ли она когда-нибудь довериться человеку, чья работа в течение последних нескольких лет в основном состояла в том, чтобы изобретать обтекаемые формулировки, манипулировать и вводить в заблуждение?