И, отпев литургию, обедали братья сообща, каждый с боярами своими, в любви великой. И управлял тогда Вышгородом Чудин, а церковью Лазарь. Потом же разошлись восвояси»[328].

По рассказу Нестора, после того как церковь была украшена, «боголюбец Изяслав просил архиепископа Георгия пойти и перенести мощи святых в церковь, которую построили. Архиепископ же собрал весь причт церковный, и так вышли с крестами в вышеупомянутый город, где были тела святых. И придя, сотворили обычное обновление церкви новой и святую литургию в ней отслужили. А на другой день собрал митрополит всех епископов и всех церковников туда, где были раки святых, желая совершить перенесение. Пришли и благоверные князья из своих земель, и многие другие из своих земель, младшие. Собралось и множество черноризцев из своих монастырей, и был среди них преподобный отец наш Феодосий, игумен Печерского монастыря, сиявший среди них как солнце, украшенный добрыми нравами. А митрополит не верил, что святы блаженные. И, приступив, открыли раки святых и увидели их целыми лежащих, а церковь наполнилась благовония. Увидев это, митрополит затрепетал мысленно и, повернувшись на восток, воздев руки к небу, воскликнул, говоря: „Прости меня, Господи, потому что не верил в святых Твоих, согрешил, и помилуй неверие мое. Вот, верую воистину, что святы страстотерпцы Твои“. И после этого, приступив, взял руку блаженного Бориса (ибо это были мощи) и целовал, прикладывая к глазам и к сердцу. Ею же потом благословил благоверного князя Изяслава, потом благословил брата его Святослава, которому на благословение остался на голове его ноготь. Еще благословил так же боголюбца Всеволода и всех князей и всех людей, и положил руку на место. Потом, взяв раки, понесли их в новую церковь поставили на правой стороне в год 6580 (1072) месяца мая в 20. Совершили они великий праздник в тот день и, славя Бога, разошлись по домам»[329].

«Сказание о чудесах…» описывает перезахоронение останков Бориса и Глеба так: «Наступило время перенесения святых мучеников Романа и Давида. Собрались братья – Изяслав, Святослав, Всеволод – и митрополит Киевский Георгий, и второй митрополит, Черниговский, Неофит; епископ Петр Переяславский, и Никита Белгородский, Михаил Юрьевский, и игумены: Феодосий Печерский, и Софроний Святого Михаила, и Герман Святого Спаса, и все остальные игумены. И сотворили торжественный праздник. Сначала понесли князья на плечах деревянную раку святого Бориса. Впереди шли преподобные черноризцы со свечами и диаконы, за ними духовенство, и потом митрополиты и епископы, а за ними несли раку. Принесли ее и поставили в церкви, и когда открыли раку, то наполнилась церковь благоуханием и запахом чудесным. Увидев это, прославили Бога. А митрополита охватил ужас, так как он сомневался в этих святых, и, пав ниц, он просил прощения. И, целовав мощи, переложили их в каменную раку.

После этого взяли каменную раку с Глебом, поставили ее на сани и, зацепив веревками, повезли. И когда были в дверях, остановилась рака недвижно. И велели народу взывать: „Господи, помилуй!“ И молились Господу и святым. И сразу повезли. Поцеловав голову святого Бориса, митрополит Георгий взял руку святого Глеба и начал благословлять ею князя Изяслава и Всеволода. Тогда Святослав, взяв руку, приложил к нарыву на шее, к глазам своим и к темени. После этого положили руку в гроб и начали служить святую литургию. А Святослав сказал Берну: „Что-то мне голову колет“. И снял Берн шапку с князя, и увидел ноготь святого Глеба, снял его с головы Святослава и отдал ему. Он же прославил Бога за милость святых. После литургии все братья пошли и обедали все вместе.

И праздновали праздник торжественно, и щедрую милостыню раздали беднякам. И, распрощавшись друг с другом, разошлись по домам. С тех пор установился этот праздник святым мученикам в двадцатый день месяца мая благодатью Господа нашего Иисуса Христа»[330].

Эти три «сценария» вышегородских событий 1072 г. давно привлекали внимание исследователей. Так, А. А. Шахматов отметил, что в статье 1072 г. по Лаврентьевскому списку ПВЛ дата церемонии появилась под влиянием вторичного перенесения мощей 2 мая 1115 г., тогда как в 1072 г. перенесение мощей произошло 20 мая, как указывается в Ипатьевском списке ПВЛ, с которым согласуется и «Чтение…» Нестора и «Сказание о чудесах…»[331]. Н. Н. Воронин акцентировал внимание на том, что в «Чтении…» церемония благословения Ярославичей совершается рукой св. Бориса, а в «Сказании…» – рукой св. Глеба, но не раскрыл религиозно-политическое значение этого расхождения текстов, ограничившись предположением о том, что церковь, построенная Изяславом Ярославичем, была посвящена именно св. Глебу, который на древнерусских складных крестах (энклопионах) изображался с миниатюрным храмом в руках[332]. Наблюдения Н. Н. Воронина углубил М. Х. Алешковский, разработавший предположение В. И. Лесючевского о том, что почитание Глеба являлось первичным, а культ Бориса сложился несколько позже. Чудеса в Вышегороде начались только после того, как останки Глеба были захоронены рядом с останками Бориса, и это обстоятельство могло обусловить приоритет в его почитании, указанием на который служит тот факт, что в 1072 г. останки Бориса покоились в деревянном гробу, а останки Глеба – в каменном саркофаге[333]. По М. Х. Алешковскому, почитание Глеба отвечало интересам Святослава, поскольку в состав его владений входил и Муром, где по летописи княжил Глеб. Однако о том, что Глеб княжил в Муроме, мы узнаем только из летописного перечня сыновей Владимира под 988 г., тогда как в тексте повести «Об убиении…» об этом ничего не говорится, а только описывается путь Глеба в Киев из Поволжья. Между тем вопрос о существовании Мурома как развитого городского центра в начале XI столетия – тем более, «стольного города» – с археологической точки зрения остается дискуссионным[334]. Поэтому, принимая во внимание вторичность борисоглебских сюжетов для летописной традиции в целом, можно предположить, что Глеб не обязательно княжил в Муроме, но был титулован князем муромским, для того чтобы подчеркнуть взаимосвязь с последующими муромскими князьями – Святославом Ярославичем и его потомками. Аналогичным образом Борис мог быть титулован князем ростовским, чтобы подчеркнуть взаимосвязь с ростовскими князьями более позднего времени – потомками Всеволода Ярославича, которые, по М. Х. Алешковскому, являлись приверженцами его культа.

Политический смысл вышегородских торжеств 1072 г. раскрывается в историографии различным образом (высказывалось предположение, что во время них был принят новый правовой кодекс Руси – «Правда Ярославичей»)[335]. Распределение политических тенденций в памятниках, предложенное Алешковским, согласно которому «Сказание о чудесах…» отразило тенденцию, выгодную Святославу, а «Чтение…» – тенденцию, выгодную Всеволоду, c одной стороны, подтверждается наблюдениями А. Н.