– тоже искусство. А грамотно вести бизнес – лучшее из всех искусств».

– Да. А еще Энди Уорхол уникален тем, что он, похоже, единственный в Нью-Йорке, кто не побывал в твоей постели. Пятнадцать.

– Он рановато умер. Восемнадцать, и я плачу за завтрак.

– Идет.

Они чокаются чашками с капучино.

– Если удачно толкнешь эти две… – Марго делает паузу, – будут и еще. Из того же источника. Считай, что это тестовое задание.

Конечно, Гриффин вор. Высокого класса, очень талантливый. Тем не менее Марго точно знает, что если уж вор дает слово, то обязательно его сдержит.

Фройнд проверяет телефон, отправляет сообщения и делает знак официанту принести счет.

– Что мне нужно знать о картинах?

– Ничего, кроме того, что одну написал Гоген, а другую – Сезанн. И в течение последних восьмидесяти лет они нигде не всплывали.

Глаза Гриффина расширяются. Они оба понимают, что это значит.

– А что насчет их сомнительного прошлого?

– Все нужные документы будут, не волнуйся, – успокаивает его Марго. – Твоя задача – найти правильного покупателя. Какого-нибудь коллекционера, который не будет испытывать сожалений и чувства вины и повесит картину там, где ее никто не увидит.

– Подойдет любой из моего списка, – смеется Фройнд. – Ясно. Что еще?

– Мое имя не должно фигурировать. Я не имею никакого отношения к этим полотнам.

– Хм… Значит, вся ответственность на мне. Если что-то пойдет не так, под угрозой окажется мое доброе имя. – Гриффин сопит. – Я передумал. Моя доля только что выросла до двадцати процентов.

– Ты сволочь.

– Твоя сволочь. Я правильно понял, что ты согласна?

Марго оглядывает забитый ресторан: любители модных мест, замызганные, похожие на журналистов личности, одинокий старик, уткнувшийся в газету и осторожно постукивающий по сваренному вкрутую яйцу в старомодной рюмке, словно это как минимум яйцо Фаберже, парочка туристов, несколько двадцатилетних сопляков, косящих под французов и старающихся выглядеть непринужденно.

– Хорошо. Двадцать процентов твои, но ты сделаешь для меня кое-что еще. – Она вяло ковыряет завтрак. – Свяжи меня с Мило Вульфом.

– С Мило Вульфом? – Гриффин протяжно свистит. – На этот раз мы действительно играем по-крупному?

– Я думала, мы всегда так играем, – Марго делает вид, что шутит, хотя все серьезней некуда. У нее есть толстая папка с документами, описывающими аферы, которые втайне провернул Фройнд. Никто не обделывает грязные делишки лучше, чем он. Она знает, что у Гриффина тоже есть на нее компромат – вернее, он так думает. Ничтожная доля того, в чем она замешана. Парень любит напоминать об этом при любой удобной возможности.

– Вульф только что откинулся, пять лет отсидел, – говорит Фройнд. – Уверен, к нему уже очередь выстроилась длиной в пару километров.

– Я слышала. Сделай так, чтобы я оказалась в первых рядах. Хочу встретиться с ним на следующей неделе.

– Ты меня заинтриговала.

Гриффин зажигает сигарету, передает ей и зажигает еще одну для себя. «Житан». Ну разумеется. У них обоих слабость ко всему французскому. Они, не стесняясь, курят прямо в зале, несмотря на запрещающую надпись. Кому до нее есть дело?

– Так расскажешь, что собираешься провернуть? – спрашивает Фройнд.

Лицо Марго освещает недобрая улыбка.

– В таком случае мне придется тебя убить.

– Будь осторожна, ладно?

Надо же, решил проявить заботу. Как будто ему не все равно. Марго прекрасно знает, что Гриффин родную мать продаст за лишние десять штук.

– Твоя доля только что выросла до двадцати пяти процентов, как ты и хотел. – Пора заканчивать с дружеским трепом и расставить все точки над «и». Главное, чтобы овчинка выделки стоила. – За эту цену я хочу получить Адама в Базеле, продажу картин и встречу с Мило Вульфом.

– Пакет услуг? Я в деле.

Они встают, и Гриффин смачно целует Марго взасос. Губы у него на удивление мягкие, чего не скажешь о безапелляционной манере выражаться. Поцелуй, как и все происходящее между ними, – постановочный акт для жадной до сплетен журналистки из газеты «Нью-Йорк пост», собирающей материал для колонки «Пэйдж сикс»[18]. Она делает вид, что читает сообщения в телефоне, а сама тайком фотографирует Марго и Фройнда. Нелепая маскировка. Они с Гриффином прекрасно видели, как журналистка вошла и села за пару столиков от них десять минут назад.

Это все. Не нужны ни рукопожатия, ни слова, ни подписи, ни соглашения о конфиденциальности. Два высококлассных вора, промышляющие произведениями искусства, скрепили сделку поцелуем. Впрочем, по мнению Марго, они не воры, а самые честные в мире люди. Не притворяются, не обманывают, а показывают друг другу свои истинные лица.

Глава двадцать первая

Берлин

Частный самолет Эллиса мягко приземляется в аэропорту Берлин-Брандербург. Все начинают собирать вещи, и только Баум сидит, словно прикованный к месту, и смотрит в окно. Его королевский профиль как будто окаменел и напоминает Джулс гранитные лица президентов США, вырезанные в горе Рашмор. Она дотрагивается до руки Эллиса.

– Мы сели. Надо идти.

Он медленно поворачивает голову, глядя на нее потухшими и растерянными глазами.

– Я… Кажется, я не смогу.

– Мы будем рядом, Эллис. Все мы. – Джулс указывает на Дэна и Брэма Бэккера, сидящих по другую сторону прохода. Они слушают их беседу, но не вмешиваются. – Даже представить не могу, как вам тяжело. Я не отойду от вас ни на минуту.

– Спасибо тебе. Я думал, что смогу, но… – Губы Баума дрожат. Внезапно Джулс видит перед собой не восьмидесятилетнего старика, а испуганного мальчишку.

– Может быть, вам лучше остаться здесь, с пилотом, – ненавязчиво предлагает она. – А если передумаете, мы за вами вернемся.

– Не оставайся один, – вмешивается Дэн. – Я ошибался, дружище. Тебе нужно пройти этот путь. Если Дассель что-то знает о картине, я хочу, чтобы ты услышал его рассказ первым. Имеешь полное право. Поехали с нами. Мы правда ни на секунду не оставим тебя одного.

Дэн протягивает руку через проход, и Джулс снова поражается, с какой нежностью шеф относится к старику. Общаясь с Эллисом, резкий и категоричный главред становится другим человеком.

Они сидят молча несколько минут, предоставляя модельеру возможность собраться с мыслями. Едва перевалило за полдень, в иллюминаторы пробиваются солнечные лучи. Джулс наблюдает, как в глаза Эллиса снова возвращается жизнь, плечи расправляются, выражение лица смягчается. Баум поправляет галстук. «Верный себе, он отправляется на встречу с потомком нациста в костюме и галстуке», – думает она. Наконец Эллис встает. Джулс смотрит на Дэна, тот кивает. Пора.

* * *

«Нервничает», – думает Джулс, наблюдая за Стефаном Дасселем, который приглашает их пройти в просторный офис, расположившийся на втором этаже, над забитым хипстерами кафе в Кройцберге[19]. Стефану за