– Вос? Он вообще любит детей?

– Вряд ли, просто хочет произвести впечатление на меня. Ладно, они сами захотели пойти, но он так смешно с ними разговаривал, будто отдавал команды собакам.

– Я думаю, что демон – отец, – заявила Лия, которая, очевидно, все это время прокручивала в голове недавний разговор.

– Твой отец? – недоуменно переспросила Кресси, но тут же крепко задумалась.

– Нет, не он, – глубокомысленно изрекла Доротея, высасывая кровь из ранки на уколотом пальце. – Я уже столько лет имею дело с его злобой. Она его собственная, уж поверь.

– Арент сказал, он изменился, – задумчиво произнесла Сара. – Ты помнишь его другим, Доротея?

– Другим?

– Добрым.

– Меня взяли в дом после того, как Арент ушел на войну, – ответила Доротея. – Доброта, должно быть, ушла вместе с ним.

– Но почему бы отцу не быть демоном? – упорствовала Лия. – Пастор сказал, что Старый Том не может долго скрывать свою злость.

– На самом деле это может быть кто угодно. – Сара задумчиво поглядела на воду. – Или никто. Зандер Керш явно лжет. На месте Старого Тома я бы как раз хитрила и указывала на других. Но возможно, этот обман нужен ради еще большего зла.

В морской глади можно было разглядеть призрачные очертания «Саардама» с призрачными матросами на палубе и даже призрачную Сару. Отраженный «Саардам» выглядел красивым, с яркими, будто недавно выкрашенными красно-зелеными бортами, а вот настоящий «Саардам» с покоробившимися досками и облезлой краской, наоборот, казался призрачным кораблем.

– «Демонология» настоящая. – Кресси прижалась плечом к подруге. – У моего мужа была такая же. И если Зандер солгал, зачем было показывать письмо, которым его сюда заманили? Я ведь сразу поняла, что это фальшивка.

– Он не лжет, – твердо сказала Доротея. – Лгут обычно или нагло, или робко. Зандер говорил просто и уверенно. Он был честен. К тому же он ведь священник. – Очевидно, этот факт казался Доротее исчерпывающим доказательством.

– Или называет себя таковым, – пробормотала Сара.

– Ты прямо как Пипс, – рассмеялась Лия. – Он всегда так говорит.

Кресси положила руку Саре на плечо:

– Что мы должны делать?

Сара посмотрела на подруг. На их лицах читалось, что они готовы выполнить все ее поручения. Зажечься ее пылом. Боже, как это было увлекательно! Вот жизнь ее мечты, в которой ей отказывали потому, что она – женщина.

По спине Сары пробежал холодок. Старому Тому не пришлось бы долго ее уговаривать. Она бы согласилась на что угодно, пообещай он ей такую жизнь.

– Это может быть опасно, – предупредила она.

– Мы на корабле, где полно озлобленных мужчин, – фыркнула Кресси и поглядела на остальных в поисках поддержки. – Тут и без дьявола опасно. Если будем бездействовать, мы обречены. Итак, Сара, с чего начнем?

Сара с Лией отправились в свои каюты при тусклом свете свечи, мерцавшей в дальнем конце галереи. Сара ненавидела мрак «Саардама», густой и будто бы пропитанный липкой грязью после того, как сквозь него тысячи раз прошли давно не мывшиеся люди.

Она собиралась сказать это Лии, но тут из каюты загадочной виконтессы Дилвахен послышался хриплый кашель.

– Может, Дилвахен и есть Старый Том? – задумчиво спросила Лия.

Сара посмотрела на дверь каюты. Утром Доротея слышала странные звуки. Саму виконтессу уже два дня никто не видел. Очевидно, она страдала каким-то изнурительным недугом, но ни одна живая душа на борту не знала, каким именно. Снедаемая любопытством, Кресси попыталась за ужином расспросить капитана Кроуэлса, но при одном упоминании имени виконтессы за столом воцарилась гнетущая тишина. Едва услышав номер каюты, офицеры схватились за амулеты и принялись утверждать, что она проклята. По слухам, в ней один за другим умерли двое пассажиров. Офицеры говорили, что такая каюта есть на каждом корабле и тот, кто в ней поселится, обязательно или поранится, или обожжется, а то и погибнет от руки собственного обезумевшего слуги. Остается только заколотить дверь, и пусть зло сворачивается в каюте клубком, как пес в любимом кресле.

Повинуясь импульсу, Сара постучала в дверь:

– Виконтесса Дилвахен? Я Сара Вессел, целительница. Могу я чем-нибудь…

– Нет! – ответил из-за двери хриплый старческий голос. – И не беспокойте меня более.

Сара с Лией переглянулись и отошли от двери.

– Что думаешь? – спросила Сара.

– Зандер Керш исповедует ее каждый вечер. Наверное, он чем-то поможет.

– Я поговорю с ним, – пообещала Сара.

Пожелав матери спокойной ночи, Лия удалилась к себе. Сара неуверенно занесла руку над щеколдой. В памяти еще живо было ужасное воспоминание о прокаженном в окне.

– Полно тебе, – укорила она себя, отперла дверь и вошла.

В лучах солнечного света кружились пылинки. Сара попыталась выглянуть в окно, но ей мешал письменный стол. Подобрав тяжелые юбки, она кое-как взобралась на него, высунулась наружу и принялась высматривать свидетельства того, что прокаженный ей не привиделся.

Гнутые доски зеленой корабельной обшивки уходили вниз, к выпуклой стене мужниной каюты, напоминавшей кокон бабочки. С верхней палубы слышались голоса женщин. Они звали детей и сплетничали о том, каково это – жить в каютах и как выглядят генерал-губернатор и Сара Вессел.

– Говорят, непокорная она уж больно… Сущее наказание для бедняги-мужа, – сказала одна.

– Да уж, бедняга, – фыркнула другая.

От служанки из форта она слышала, что генерал-губернатор обладает свирепым нравом и пинками гоняет Сару по коридорам, словно собаку. А однажды избил ее до полусмерти.

– Мужья все такие, – возразила третья. – Что теперь, жалеть эту богачку? А сколько людей живут в домах с дырявыми крышами и питаются гнилью?

Сара чуть не вспылила, но неожиданно заметила грязный отпечаток ладони прямо под окном.

Высунувшись чуть дальше, она увидела ниже второй отпечаток, затем третий и четвертый.

Это была не грязь, а сажа. След был обугленным, будто ладонь прокаженного горела. В некоторых местах остались прожженные вмятины от пальцев.

Отпечатки доходили до крыши нижней каюты и терялись за углом.

Все говорило о том, что прокаженный появился из воды и по стене добрался до окна.

Все еще думая об утреннем разговоре, Арент спустился в сырой мрак нижней палубы. Все детство дядя воспитывал его с такой любовью, на которую только был способен. Учил охотиться, ездить верхом и даже вести торги. Да, он был вспыльчив, но отходчив и редко поднимал на кого-либо руку.

Человек, которого знал Арент, не мог вырезать население целого острова и утверждать, что это сделано во благо. Аренту доводилось видеть такие ужасы на войне. Он знал тех, кто устраивал резню, знал, что толкало их на злодейство и какими они становились впоследствии. Содеянное отравляло им душу, сжирало их изнутри.