Джейн сидела с кислой миной, ей это давалось с немалым трудом, и наслаждалась каждым мгновением. От нее не укрылись ни привязанность братьев друг к другу, ни любовь Джима и Линн к своим сыновьям. Несмотря на очевидные проблемы во взаимоотношениях ее новых родственников, она бы многое отдала ради того, чтобы расти в такой вот семье, а не с постоянно державшим ее на дистанции отцом.

За обедом разговор несколько раз возвращался к работе Джима: интересный больной, который у него появился, новый способ лечения одной достаточно распространенной болезни. Джейн полагала, что многие подробности Джим мог бы и опустить, учитывая, что они обедали, однако остальных они нисколько не коробили, и Джейн решила, что у Боннеров такие беседы — обычное дело. Кэла, кстати, интересовали именно нюансы.

Но кто особенно удивил Джейн, так это Линн. Она рассуждала об искусстве и музыке, упомянула о дискуссионной группе, которую она возглавляла. В данный момент в группе шло обсуждение модного бестселлера. К тому же готовила Линн превосходно, и Джейн все больше восхищалась свекровью. Похоже, бывшая деревенская девушка была мастерицей на все руки.

Этан посмотрел на хрустальную вазу с лилиями и орхидеями, занимающую на столе почетное место в центре.

— Где ты берешь такие цветы, мама? После того как Джойс Велик закрыла свой магазин, я ничего похожего в Солвейшене не вижу.

— Привезла из Эшвилла, куда ездила в четверг. Лилии немного подвили, но все равно мне нравятся.

Вот тут, впервые с того момента, как они сели за стол, Джим обратился к жене:

— Помнишь, как ты украшала стол, когда мы только-только поженились?

Ответила она после короткой паузы:

— Это было так давно, что я уже забыла.

— А я нет. — Он повернулся к сыновьям:

— Ваша мать собирала одуванчики на чьем-нибудь дворе, ставила их в банку из-под маринада и преподносила мне, когда я возвращался с занятий, с таким видом, будто это какие-то экзотические цветы. Банка с одуванчиками радовала ее не меньше, чем других женщин — букет из роз.

Джейн задалась вопросом, хотел ли Джим уколоть жену очередным напоминанием о том, что она попала из грязи в князи. Если и хотел, то у него ничего не вышло. Линн отнюдь не рассердилась, а эмоции, прозвучавшие в голосе старшего Боннера, удивили Джейн. Может, Джим Боннер не так уж и презирал крестьянское происхождение жены.

— Ты всегда на меня злился, и, пожалуй, я не могу тебя за это винить. Подумать только! Одуванчики на обеденном столе.

— Она украшала стол не только цветами. Помнится, однажды она собрала камни, которые ей чем-то понравились, отмыла их от грязи и положила в птичье гнездо, которое тоже где-то нашла.

— И ты совершенно справедливо указал, что птичье гнездо на столе — это омерзительно, и отказывался есть, пока я не выкинула его.

— Это точно. — Джим потер пальцем бокал, нахмурился. — Конечно, гнездо — это негигиенично, но смотрелось оно красиво.

— Ну что ты, Джим, быть такого не может. — Линн улыбнулась, тронутая чувствами, вдруг проснувшимися в супруге.

Он встретился с женой взглядом, первый раз за весь обед.

— Ты всегда любила красивые вещи.

— Я их люблю до сих пор.

— Но теперь они должны быть с магазинными ярлыками.

— И тебе эти ярлыки нравятся больше, чем одуванчики или птичьи гнезда.

Несмотря на обещание держаться на расстоянии от семьи Кэла, Джейн решила оборвать череду взаимных уколов:

— Как вы прожили первые годы после женитьбы? Кэл говорил, что у вас не было денег.

Кэл и Этан переглянулись. Джейн даже подумала, а не коснулась ли она запретной темы. Она понимала, что вопрос очень уж личный, но решила, что хуже не будет, раз уж ей положено производить неприятное впечатление.

— Действительно, папа, как? — поддержал ее Этан. Линн промокнула губы салфеткой.

— Это слишком печальная история. Ваш отец ненавидел каждую минуту тех лет, и я не хочу портить ему аппетит.

— Насчет каждой минуты ты преувеличиваешь. — Джим откинулся на спинку стула, похоже, оправдываясь. — Мы жили в ужасной двухкомнатной квартире на Чейпел-Хилл. Окна выходили в проулок, куда люди выбрасывали ржавые кровати и просиженные диваны. Но вашей матери квартира нравилась. Она вырезала иллюстрации из «Нэшнл джиогрэфик» и украшала ими стены. Занавесок у нас не было, только опускающиеся шторки, пожелтевшие от времени, так ваша мать вырезала из розовых салфеток цветы и прицепила их снизу. Другого мы позволить себе не могли. Были бедными как церковные мыши. В свободное от занятий время я подрабатывал грузчиком в магазине, но ей приходилось еще труднее. До самого рождения Кэла она поднималась в четыре утра и весь день работала в пекарне. Но как бы она ни уставала, по пути домой она находила время собрать эти одуванчики.

Линн пожала плечами:

— Поверьте мне, работа в пекарне не шла ни в какое сравнение с тем, как мне приходилось вкалывать на ферме.

— Но вы же были беременны, — резонно заметила Джейн.

— Я была молодой и сильной. И любила. — Вот тут в голосе Линн впервые проскользнуло волнение. — После рождения Кэла на первое место вышли медицинские счета. Я, естественно, не могла работать в пекарне и заниматься ребенком, поэтому я начала экспериментировать с рецептами пирожков.

— Она начинала печь после того, как кормила Кэла в два часа ночи, работала до четырех, спала с час, пока он не просыпался. Накормив его, будила меня. Потом укладывала Кэла в старую коляску, которую откопала в комиссионном магазине, рядом клала пирожки и шла в кампус, где продавала их студентам по двадцать пять центов за пару. Лицензии у нее не было, поэтому при появлении охранника она укрывала все, кроме головы Кэла, большим одеялом.

Линн улыбнулась Кэлу:

— Бедняжка. Я ничего не знала о температурном режиме, и однажды летом ты чуть не перегрелся.

Кэл ответил любящим взглядом.

— Я до сих пор не могу спать под одеялом.

— Охранники так и не поймали ее, — добавил Джим. — Они видели крестьянскую девушку в стареньких джинсах, которая катила коляску-развалюху. А ребенка все принимали за ее младшего брата.

Этан переводил задумчивый взгляд с отца на мать.

— Мы всегда знали, что вам пришлось нелегко, но вы никогда не вдавались в подробности. Почему?

«И почему сделали это сейчас?» — мысленно добавила Джейн.

Линн поднялась.

— Все это старая и скучная история. Бедность выглядит романтично только издали. Этан, помоги мне убрать со стола. Пора подавать десерт.

К разочарованию Джейн, разговор переключился на куда менее интересующий ее футбол. И если обеспокоенный взгляд Джима Боннера время от времени падал на супругу, все старались не обращать на это внимания.