— Знаете, Ройтер-доно, — остановил его Накамура, — до знакомства с вами я недооценивал европейцев. Я учил ведь не только ваших соотечественников, кто-то был лучше, кто-то хуже, но мне казалось, что всем им не доступно истинное Бусидо. А тут вот еще (Накамура бросил взгляд на столик) я решил изучить испанский. Начал читать одну книгу, и был, честно говоря, удивлен. Никогда бы не подумал, что европеец может так тонко понимать путь воина.

Ройтер проследил за взглядом сэнсэя. На столе лежал увесистый том, по тому, как он лежал, было понятно, что читатель относится к книге с большим почтением. Он с самого начала обратил внимание на книгу с латиницей на обложке, она была столь непривычной для этих мест. Но то был беглый взгляд, а теперь он сумел прочитать: «Хитроумный идальго Дон-Кихот из Ламанчи».

* * *

Все-таки нельзя набирать экипаж на подлодку по принципу Ноева ковчега. Как эти русские так эффективно воюют, когда между собой вдвоем договориться толком не могут. По отдельности оба эти парня ему были довольно симпатичны, Зубофф вообще был скорее немцем, притом берлинцем, со всеми плюсами и минусами, присущими жителям этого города, нормальный берлинский говор, даже, можно сказать, с налетом какого-то аристократизма. Допустим, он не любил католиков. Ну, тут много кто не любит католиков. Про Карлевича — вообще молчу. Унтерхорст скорее считал себя католиком, чем был им на самом деле. Типичный язычник. То-то дикари его полюбили как родного. Это вообще какая-то типично русская заморочка, как он заметил, — считать, что их вера правильнее всех остальных. Все так считают, но русские — как-то особенно. Видимо, они убеждены, что Иисус Христос был русским. Марченко — очень смелый парень, настоящий ницшеанец. Он вспомнил, как Карлевитц вытаскивал из него пули, которых он нахватался при штурме фрегата. Научился он у индонезийцев. Жуткое зрелище. Залезает пальцами прямо в тело. Роется там, раз — пулю достал. Потом, правда, ни шрама, ни следа никакого. А этот — ни слова, ни звука, только потеет и головой трясет. Но вот ведь что удивительно, как эти двое русских оказываются вдвоем — ну полные придурки…

Тем временем Бэрд был уже в районе Огненной Земли, а Папанин встал на якорь в Сан-Хуане. Присутствие такого количества кораблей противника, как надводных, так и подводных, создавало угрозу блокирования Новой Швабии подлодками Папанина. Зеркально повторялась ситуация 39-40-го г. Только сейчас в торговом судоходстве заинтересована Германия.

— Нам нужно выйти на русских, — доказывал Рёстлер на очередном совещании у Лютьенса, которые проходили теперь чуть ли не каждый день. — Всеми силами убедить их соблюдать нейтралитет.

«Как вы это намерены сделать»?

Идея союза с Россией вызывала у многих скепсис и в 39 году, а теперь, когда трупы еще не остыли, когда ветер несет над волнами Одера золу пепелищ….

* * *

U-2413 подходила к внешнему периметру базы. Эта зона контролировалась подлодками. В Новой Швабии теперь вновь существовала 1-я флотилия подлодок Она же единственная. Акустик доложил о приближении шума с курса 120 узлов. Звук был типичен для XXI серии. Ройтер сам за последний год неоднократно патрулировал эти места и был очень удивлен: кто же из наших так увлекся. Хотя могло ведь случиться всякое. Преследовали кого-то — и ушли чуть дальше, чем обычно. Но натренированное чутье не унималось — «проверь» — «10 раз проверь»! Этот шум ассоциировался с опасностью. U-2413 замерла. Шум стих. Если это наши — они должны быть в курсе, что U-Reuter следует домой. Возможно, они, как и мы, решили осторожничать. В последние годы океан перестал звучать, как раньше. Исчезли шумы конвоев, исчезли звуки глубинных бомб, торпеды теперь выходят из труб только на учениях. Если бы в 43-м они пришли в базу с полным комплектом свинок — их бы просто не поняли. Сейчас вопросы вызывают опустошенные трубы. Где? Когда? При каких обстоятельствах? Война стала оборонительной и позиционной.

— Продуть балласт, — приказал Ройтер.

Воздух зашипел в цистернах, лодка двинулась вверх в толще серой воды.

— Слышу звук продувания балласта, — отозвался акустик.

— Отставить «Продуть балласт». Удиферентовать лодку! — Массивная рыбина клюнула носом. Механик переложил носовые рули. — Перископная глубина!

Ройтер сразу начал осмотр с кормовых четвертей. Под 120 градусов на расстоянии не более 1000 метров из воды показалась рубка немецкой подлодки. Ройтер перешел на 6-кратное увеличение. Вроде бы все в ней было как положено за исключением одного. На «парусе» была намалевана красная звезда прямо поверх имперского орла.

— Убрать перископ! Срочное погружение! — Уйдя на 90 метров, они стали прислушиваться. Вода была слишком мутная для того, чтобы что-то можно было рассмотреть в зенитный перископ. Но и так было ясно. Враг дотянулся и сюда.

Несколько мгновений висела атмосфера нереальности происходящего. Казалось, он видит, как шелушится краска на борту лодки, той, которая на поверхности. Не поворачивается язык назвать ее русской. До сих пор всплытие из глубины рубки с такими обводами предвкушало всегда нечто приятное — встречу с друзьями, близость дома, итог проведенной работы. Сейчас — неопределенность. Будут ли русские атаковать? Акустик доложил, что лодка начала движение, и тоже на глубину. Вообще-то начиная с 25 метров нам ничего не грозит. Это если у нее на вооружении только торпеды… А то мало ли что? Рёстлер же говорил, что у русских вполне может быть свой «Ипсилон». В любом случае на 90 метрах включаем бесшумный ход и движемся в базу. Эсминцев вроде поблизости нет.

— А я вас предупреждал! — Рёстлер как будто опять стал ответственным от Партии. Человек, который всегда оказывается прав. Но хотим мы того или нет — «Бисмарк» здесь благодаря ему. «Бисмарк» — наше все. Наша надежда и защита. В 41-м в Бресте это была обуза. В 47-м в Новой Швабии — спасение. Он что, ясновидящий? Кто мог тогда предвидеть такое развитие событий?

Через несколько дней русские обозначили свое присутствие. Эскадра вышла к банке 11–20. Это 20 градусов к западу от мыса Седова. Они ничего не предпринимали. Если не считать несколько попыток атак на лодки 1-й флотилии, которые подходили близко. Но сами они их не искали и не преследовали. Позиция, которая предполагает все что угодно. То ли это такой вооруженный нейтралитет, то ли ждут чего-то. Недавно пришедший транспорт из Рио-Гальерос сообщил, что в аргентинских портах полно русских судов. Китобои — так просто как у себя дома. Ну, китобои-то китобоями, вряд ли они будут атаковать южноафриканский транспорт, а вот крейсера — совсем другое дело.

* * *

20 января 1947 года.

U-2413 всплывает в 3 милях от русской эскадры. На флагштоке — флаг Новой Швабии — очень похожий на флаг ВМФ Германии, только у того полотнище красное, а у этого белое — символ льда. На нем черный тевтонский крест, в середине — свастика, в одной из четвертей на красном фоне 5 четырехконечных звезд.

Недолгое антарктическое лето. Обычный для этих мест круглосуточный полузакат и легкая рябь на воде. От борта отваливает надувная лодка с мощным баварским мотором. Она идет по широкой дуге, оставляя белый пенный бурун в воде цвета неба. В ней несколько человек. Четверо мужчин, одна женщина. У двоих — автоматы. Один высоко поднимает руку, в которую зажата белая простыня. На всякий случай все вооружение приведено в боевую готовность. Унтерхорст на правах старшего по званию и по возрасту остается на U-Boot за командира. Если что-то случится с командиром — немедленно атакуем. По сигналу зеленой ракеты Майер вышлет «Ханебу». А дальше уже безразлично. Если нам суждено уйти, то пускай весь мир содрогнется.