– Ну как же… – Димка, кажется, растерялся. – Хрипит, потеет. Насморк. Температура. Все дела, все, как положено. Мы же видели одного обратившегося, у него тоже так начиналось.

– Так, да не так… – покачал головой Роман. – А вот, значит, почему вы ее прогнали. Думали, она обращается… Теперь понятно…

У меня аж голова закружилась, так мне жить захотелось. Жить – человеком! Затошнило меня, затрясло всего. Я хлеб свой выронил, Романа за руку схватил:

– Она здорова?!

– Нет. Больна. Тривиальная осложненная ОРВИ. Я не доктор, конечно, но в диагнозе уверен.

– А мы?! А с нами что?!

– Видимо, то же самое… Если бы вы в оборотней превращались…

– В зомби, – буркнул Димка.

– …у вас бы уже изменения в психике начались. Появилось бы желание укрыться в тихом темном месте, соорудить там подобие гнезда. Речь бы стала путаной, сбивчивой. Довольно быстро выделения сделались бы более густыми и обильными, в коже открылись бы поры, лимфоузлы на шее и под мышками увеличились бы до размеров куриного яйца. Сильная рвота пенящейся слизью. Набухание век. Неконтролируемая диарея. Клонические судороги. Гиперпиретическая лихорадка. Локальные отслоения кожи с образованием пузырей. Частичное выпадение волос…

Роман отстраненно перечислял симптомы, смотрел в огонь потухшими глазами, и я вдруг понял, что сейчас его с нами нет, что он в свой дом перенесся и видит родных: маму, папу, жену, детей – Надюшку и Вадика, называет страшные изменения, с ними происходившие.

– Хватит, – сказал я. – Хватит, хватит, хватит…

* * *

Мы сидели до рассвета, а потом еще часа два или три. Нам уже не надо было спешить, не нужно было разделяться. И мы просто наслаждались тишиной и покоем, забыв о том, что в нескольких шагах от нас стоит набитая трупами машина.

– Давайте начнем все сначала, – сказал Димка, а когда все недоуменно на него посмотрели, пояснил:

– Мы же переругались вдрызг. А так нельзя. Не зомби сейчас для нас основную опасность представляют, а отношения в команде. Прямо как в дарабонтовских «Ходячих мертвецах». Так что давайте мириться. Давайте искать компромиссы. Давайте уважать чужое мнение.

Роман копался в своих баулах и автомобильных аптечках, искал, чем нас лечить, ухаживал за Таней. Услыхав Димкины слова, он обернулся, заулыбался – а меня дрожь пробрала, когда я представил себя на его месте. Если бы мне довелось пережить то, что пережил этот человек, – разве смог бы я так улыбаться?

– А мы разве ссорились? – удивилась Оля.

Близкий лес уже не выглядел страшным. Мы успели несколько раз спуститься с высокой насыпи к деревьям, и место нашей ночевки превратилось в обжитой лагерь с двумя кострами «нодьями», с лежанками для больных, с треногами-сушилками. Мы разбирали немногочисленные вещи, вывезенные из города, сортировали их и упаковывали в пластиковые мешки, что много лет хранились в багажнике моей «десятки», в нише для запасного колеса.

– Я не думаю, что это болезнь, – сказал Роман, выписывая печатными буквами названия необходимых нам лекарств и схемы лечения. – Это случилось по всему миру практически в одно время. Будто бы что-то уже сидело в нас и ждало сигнала.

– Мозговые подселенцы? – спросил Димка. – Паразиты-симбионты?

– Возможно, люди изначально были запрограммированы на такую трансформацию. Но, чтобы тайный механизм включился, должно было что-то произойти.

– Земная ось перевернулась, – хмыкнул Димка.

– Или развитие человечества просто дошло до какой-то критической точки.

– И природа взбесилась. Как у Шьямалана в «Явлении».

– Как у Брэдбери в «Куколке».

– Точно! – Димка в ладоши хлопнул. – А я все понять не мог, что же мне эти коконы напоминают! «Куколка», Брэдбери! Ну конечно! Я-то думал, что бог сдружился с Робом Зомби, и они на пару решили повеселиться. А это не Роб, это старина Рэй!

– Перестань паясничать, – сказал я, чувствуя себя немного лучше после всех таблеток, что дал мне наш новый знакомый.

– У Брэдбери из куколки родился сверхчеловек, – напомнил Роман.

– Видимо, Брэдбери хреновый предсказатель – на сверхчеловеков зомби не похожи…

Я слушал беседу этих двоих и думал, что схожу с ума. Пожалуй, это было самым рациональным объяснением всего случившегося.

Меня и сейчас иногда посещает такая мысль: а что, если все страшные изменения – всего лишь плод моего воображения, результат болезни ума. Реальный мир остался таким, как был, там, где он всегда находился. Но я выпал из него и сделался пленником собственного бреда. Возможно, меня держат в искусственной коме. Или я живу в комнате для буйных. И пятнадцать лет моей жизни – это просто кошмарный сон, безумный морок.

А может даже, вся моя жизнь.

Возможно ли такое?..

– Вы – плод моего воображения, – сказал я Димке и Роману в то раннее холодное утро.

– Ты себе льстишь, – ответил мне Димка, сразу поняв, что я имею в виду. – Тоже мне Брахма нашелся. Солипсист хренов. Да твое куцее воображение даже мою мозоль на левой пятке породить не сумеет!..

Через два месяца заболевший, мечущийся в постели Димка сам пытался мне объяснить, что мы – продукт его сознания, что лишь его извращенный разум способен был так обойтись с миром и человечеством.

Тогда я не нашелся, как ему ответить.

Это теперь я знаю, что он был не прав. Потому что Димки больше нет, а безумный мир продолжает существовать. И я вместе с ним.

Но что случится с миром, когда не станет меня?

Думаю – ничего.

Если бы я считал иначе, если бы я был в этом уверен, то давно повторил бы поступок Романа.

– Что ты собираешься делать, когда похоронишь родных? – спросил Димка у нашего нового знакомого. – Может быть, найдешь нас, присоединишься к компании? Мы неплохие ребята, честное слово. И девчата тоже.

– Спасибо за предложение, – безмятежно улыбаясь, сказал Роман. – Но лучше я останусь со своими. Решил уже: выкопаю могилу между женой и детьми, сяду на край и пущу себе пулю в лоб, чуть повыше переносицы. – Он показал пальцем – куда. – А вынутую землю я на специальном наклонном помосте оставлю. Ее потом дождем в могилу смоет, точно на меня.

– Шутишь? – спросил Димка.

– Ничуть.

– Но… Зачем?

Роман молча пожал плечами и опять улыбнулся. Он-то знал – зачем. Просто не хотел нам объяснять. И я вдруг понял, почему он так светло улыбается – его ничто уже не держало в этом мире, не волновало и не тревожило; он сделал свой выбор и собирался закончить все дела; он был умиротворен, словно ложащийся в гроб монах.

Мы довольно долго молчали. Нельзя сказать, что нас потрясло это признание, – наши чувства притупились за последние дни, мы слишком многое видели и пережили. Да и болезнь сказывалась. Но все же слова Романа произвели на нас сильное впечатление. А он будто и не замечал ничего, продолжал перекладывать какие-то вещи из своих баулов в наши пакеты – делился.