А шарманка играла… Мать с отцом, немощный дед и одноглазая бабка дергались в сильных руках убийц, вынуждавших их глядеть на то, как жестоко расправляются с их детьми и внуками. Слезы бессилия текли у них из глаз, а мольбы не удалось бы разобрать из-за кляпов.

А шарманка играла… Кинжал графа де Нота по рукоять вошел в живот женщины. Она дернулась и упала ничком. По ее бездыханному трупу прошелся сапог одного из убийц. В глазах отца семейства уже не было ничего: ни боли, ни мольбы – он просто потерял разум от горя. Поэтому, когда кинжал проник в его сердце, он не издал даже всхлипа, прежде чем умереть.

Трое убийц будто играли в игру, перебрасывая друг другу свое жуткое орудие. И каждый раз, когда пальцы в черной перчатке вновь ложились на рукоять, из чьего-то безвинного тела выплескивалась кровь, точно разматывающаяся алая лента из-под сюртука клоуна. Они веселились и ни на что не променяли бы ни единого мгновения этой чудовищной забавы.

А шарманка играла…

Ильдиар, убитый собственным горем, равнодушно посмотрел на номер дома. «Аллея Ганновер, 18. Старый город». Набросив на голову капюшон, он на негнущихся ногах направился в сторону прецептории своего ордена.

Тем временем в кабинете, который граф недавно покинул, начинался новый разговор. В одном из кресел, до этого пустовавших, теперь сидел незнакомец. По полу стелились подолы его пурпурной мантии с черными знаками Хранна: цветами, увенчанные шипами стебли которых переходили в клинки мечей. Глубокий капюшон с черной окантовкой был надвинут на лицо так, что виднелся лишь узкий металлический подбородок маски. Этот человек отличался довольно хрупким телосложением – узкие плечи могли принадлежать старцу, но почти осязаемый ореол власти, исходящий от его тщедушной фигуры, пугал даже великана барона.

– Как заметил ваш драгоценный брат, – рука в тонкой атласной перчатке указала на по-прежнему распростертого на полу Олафа, – все прошло просто отлично. – Голос сидящего в кресле походил на бархатную подушечку, внутрь которой вшиты острые иглы – столь же мягок, но при этом колющий и пугающий до глубины души. – Мой дорогой Танкред, вы бесподобный лицедей!

– Обойдемся без похвал. – Старший Бремер был не на шутку разозлен. – Объясните лучше, зачем мы втолковывали ему всю эту чушь?

– Как вы думаете, он ничего не заподозрил? – не отвечая на вопрос, спросил обладатель пурпурной мантии.

– Да он, услышав «Изабелла», тут же обо всем забыл. И зачем понадобился весь этот спектакль? Вы сделали из нас шутов на подмостках! Для чего?!

– Не нужно так кричать, барон Бремер. Вы, мой дорогой друг, должны гордиться собой, поскольку только что выбили последнюю опору из-под престола короля, – проронил незнакомец. – Неужели вы не заметили, что пространство подле трона Лоранов день ото дня пустеет?

– Не пойму, зачем это все понадобилось иерофантам и как с этим связана независимость Теала? – Джон Бремер не видел очевидных вещей, которые творились у него под самым носом. В отличие от Танкреда Огненного Змея. Уж он-то все понял сразу, но что еще важнее – сделал собственное ответвление от общего плана. Даже жаль, что Джон оказался настолько слеп. День святого Терентия действительно изменит его жизнь. Но пока барон продолжал упорствовать в своем невежестве:

– Ильдиар де Нот, граф Аландский пусть и является военным министром Ронстрада, но его уже не раз обходили в вопросах военной политики наши агенты. Он не настолько умен, влиятелен и хитер, чтобы понять это. И теперь такие сложности… Зачем все это? Арбалетный болт с крыши, кинжал… Как вы там еще действуете?..

– Ильдиар де Нот, – протянул иерофант, словно смакуя каждую букву в этом имени. – Что он такое? Что вы осознаете всякий раз, произнося его имя? С чем он у вас ассоциируется?

– Защитник короля. Его опора, как вы сказали.

– Нет. Он – сам король. В глазах народа непогрешимость короля обусловлена в первую очередь непогрешимостью того, кто все время на виду, кто живет среди народа, кто сражается за народ в первых рядах. Никто этого не понимает, но действительность от этого не меняется: Ильдиар де Нот и есть олицетворение нашего праведного батюшки-короля в глазах людей. Обесчестить Ильдиара – значит лишить чести и короля.

– Граф де Нот давно будто кость у меня в горле, но разве возможно, чтобы его многолетняя слава растворилась, как дым? – удивился Джон.

– На то мы и самая тайная организация королевства, и без ложной скромности могу добавить: самая могущественная. Будьте уверены: на второй день от его славы ничего не останется. Скоро ваша долгожданная независимость сама придет к вам в руки…

– Хотелось бы верить, – глухо прорычал Джон, – ведь мне ради этого пришлось пожертвовать своей честью.

– Верьте, господин барон, верьте, – прошептал иерофант, встал с кресла и, не сказав больше ни слова, вышел за дверь.

* * *

Торговая площадь находилась в самом центре Старого города и напоминала большой колодец, со всех сторон окруженный домами. Чтобы туда попасть с главной улицы, нужно было свернуть в переулок Двух Одиноких, в начале которого стояла статуя сэра Маллека с разбитым сердцем в руках, преодолеть его весь и выйти к невысоким воротам с кованой вывеской: «Рынок». На мощенную камнем площадь со всех сторон выступали двери и окна лавчонок, торгующих всякой всячиной – от домашней утвари до кузнечных инструментов. Были здесь и лавки мясников, и пекарни, даже одна кондитерская, источавшая по округе запах свежеиспеченных пирожных. В центре теснились запутанные лабиринты торговых рядов. Деревянные прилавки кое-где перемежались разноцветными шатрами, а по краям рынка стояли телеги крестьян, привезших на продажу пшеницу, муку, овощи и много чего еще.

– Свежая петрушка! – зазывала дородная немолодая торговка, пытаясь перекричать гул толпы. – Покупай зелень!

– Почем петрушка? – справился толстяк, походящий на большую луковицу. Даже перья на его шляпе торчали, точно зеленые стебли.

– Да три медяка пучок. А с салатом всего лишь четыре!

Толстяк сунул нос в зеленый товар и скривился так, точно ему пришлось понюхать букет увядших цветов.

– Нет, показывай, что у тебя еще есть! – упер руки в бока недовольный покупатель. – А то господин Уиллард учует запах гнили в своем супе с петрушкой! И тогда нам обоим несдобровать, можешь мне поверить! Показывай другой товар!

– Ах, ну если это для самого господина Уилларда… – Зеленщица отвернулась и начала выискивать у себя в корзинах самый свежий и сочный пучок петрушки. А толстяк тем временем стянул три ближайших, ловко засунув их себе за пазуху.

Сегодня Найджел Шнек, личный слуга сеньора старшего городского судьи Себастьяна Уилларда, делал закупки на рынке, выискивая ингредиенты для господского супа и так, чтобы получше, и так, чтобы можно было сэкономить. Пройдоха был весьма хитер, ловок и не обделен наглостью, да настолько, что стоило ему порой скинуть с себя желтый камзол, бурые штаны, накладной живот и глупую шляпу с петушиными перьями, как превращался не в кого иного, как в главного судью господина Себастьяна. И в то же время на самом деле он не являлся ни судьей, ни его слугой. Никто не знал, что весь этот маскарад имел лишь одну цель – скрыть истинный облик опытнейшего тайного агента, работающего на весьма влиятельных персон, которые подчас не могут обойтись без его умения. И сегодня Найджел Шнек покупал для своей другой мнимой личности ингредиенты супа, лишь следуя заготовленной заранее «легенде». Выражаясь другими словами, на рынке он пребывал с иной целью. Сегодня он должен был проследить, чтобы все прошло гладко…