Небо было покрыто облаками, и я даже не мог ориентироваться.

Так я блуждал несколько часов, не зная, куда деваться, покуда слабые сумерки не сменила темная ночь.

И вдруг я увидел среди деревьев нечто похожее на копну сена и направился к ней. Приблизившись, я убедился, что это хижина, построенная человеческими руками. Пол хижины был устроен из лиан, связывавших между собою три или четыре крепких корня. Крыша была сделана из банановых и пальмовых листьев. Три стены были сплетены из лиан и гибких ветвей, а четвертая сторона была открыта, и через нее можно было видеть внутреннюю обстановку этой странной хижины, будто висевшей в воздухе.

Я без труда добрался до нее и увидал, что она окружена предметами, которые ясно показывали, что занимал ее человек, вышедший отсюда совсем недавно.

В хижине от одного угла до другого протянулся гамак, к нему были привешены пучки лука, чилийского перца и связки спелых бананов. По углам стояли корзины с картофелем, апельсинами, лимонами, манго и разными другими плодами.

Снаружи у входа я увидал подвешенного за лапы кубинского зайца, ободранного и выпотрошенного. Было ясно, что его только что собирались зажарить, потому что и вертел был уже приготовлен, и костер разложен на очаге из глины, устроенном посредине хижины.

Ясно было, кому принадлежит это жилище. Достаточно принять во внимание его расположение и поглядеть на находившиеся в нем предметы, чтобы понять, что тут живет беглый негр, то есть человек, которого ищут, преследуют и травят как дикого зверя. Кто же именно жил в этой хижине? Не трудно было догадаться. Наверное, тот самый негр, которого я встретил в чаще, страшный и свирепый Крокодил. Я так же был в этом уверен теперь, как если бы встретил его самого на пороге жилища, как если бы я уже видел здесь перед собой это отвратительное существо.

Мне сразу вспомнилось описание внешности Крокодила, сделанное Гаспардо, и у меня пропала всякая охота пользоваться и дальше заочным гостеприимством беглеца. Из нашей встречи с ним не могло выйти ничего хорошего. Быть может, он разозлился бы, что я открыл его убежище, и наверняка постарался бы убить меня, чтобы я не сообщил о нем куда следует.

Размышляя таким образом, я все смотрел на зайца, подвешенного на крюках у входа в хижину, и, сам не знаю почему, мне стало казаться, что это не заяц, а… человеческий труп. Я решил не оставаться больше ни минуты под кровлей Крокодила. Несмотря на то, что уже совсем стемнело, я, хоть с трудом, еще различал в потемках нечто вроде тропинки среди деревьев. Я прошел по этой тропинке ярдов полтораста; наступила ночь, и стало темно, хоть глаз выколи. Дальше идти было уже немыслимо: я бы непременно заблудился и потерял последние шансы на спасение. Приходилось оставаться под корнепусками до утра.

Чтобы устроиться там по возможности удобнее, я отыскал место, где ветви были покрепче и поплотнее, и уселся там в положении бифштекса на решетке, предварительно привязав себя поясом к самому толстому стволу. Без этой предосторожности я, заснув, мог упасть в ил и стать пищей кайманов.

Положение мое было незавидное. Я уж не говорю о комарах, летавших тучами и донимавших меня беспощадно. В болотах под корнепусками обычно водятся самые злые, самые ядовитые комары.

Однако усталость от долгой ходьбы и треволнений взяла свое: я вскоре заснул.

Сколько времени я проспал — не знаю. Может, час, может быть, два, а может быть, и больше. Но все время я видел страшные сны; кошмары, один другого ужаснее, душили меня. Во всех сновидениях фигурировал дон Мариано и его прелестная сестра, теперь моя невеста. Она была похожа на ангела, и вокруг ее головы сиял ореол, но тем не менее она была печальна, подавлена тоской. Возле нее стояли два демона: один — в роскошной одежде, а другой — черный и гадкий, похожий на мифического Вулкана, с испещренной отвратительными рубцами кожей, как будто ее подпалили все искры адской кузницы. Первый демон, очевидно, был гоахиро, о котором мне говорил Гаспардо, а второй — сам Крокодил, беглый невольник-негр.

Они были, по-видимому, главарями целой шайки демонов, которые окружали их и спорили между собой из-за моей невесты, которая отчаянно кричала и звала меня на помощь. Два главаря, по-видимому, вырывали ее друг у друга.

Но я чувствовал, что не могу до нее добраться. Я был связан и не мог двинуть ни рукой ни ногой. Барахтаясь во сне, я проснулся и почувствовал, что действительно связан, — читатель помнит, что перед сном я сам себя привязал к дереву. Равным образом и крик оказался реальным, но только кричала не Хуанита Агвера, а громадная сова, какие водятся на Кубе и каких я видал много.

Придя немного в себя, я прислушался. Мне стало казаться, что крик совы не похож на тот, который я слышал во сне. Я хорошо знал совиный крик: на этой неделе я часто его слышал и даже сам застрелил несколько сов. Через две или три секунды сова закричала опять. То был, очевидно, сигнал тревоги.

Затем я уже перестал ее слушать, потому что до слуха моего донеслись другие звуки, гораздо более тревожного характера. Сомнений не могло быть: это человеческие голоса. Затем я услышал треск ветвей, как будто кто-то шел по чаще. Не Крокодил ли и его сообщник возвращаются в свое убежище?

Пока я спал, успела взойти луна и теперь светила сквозь ветки деревьев. И вот неподалеку от того места, где я сидел, привязанный к дереву, появились две темные фигуры…

Они шли медленно, — наверное, потому что несли на себе что-то длинное и темное, как гроб или, вернее, труп.

Украли что-то на соседней плантации? Или, может, убили какое-нибудь животное и теперь несли в хижину Крокодила?

Меня, впрочем, этот вопрос мало интересовал; я гораздо больше беспокоился о том, не заметят ли они