Тем не менее, мрачная реальность столкновения с превосходящими силами Арманьяка, должно быть, оказалась неожиданной. Не имея практически никаких шансов, Дорсет построил своих людей в оборонительную позицию и мужественно отразил несколько лихих кавалерийских атак, заставив французского монаха из Сен-Дени отметить, что "несмотря на удивление, которое неожиданное нападение всегда вызывает даже в самых неустрашимых сердцах, англичане стойко сопротивлялись"[296].

Но каким бы упорным ни было сопротивление, французы постепенно прорвали ослабленные ряды англичан, и Дорсет, возможно, получивший ранение, приказал своим людям отступить во рвы вокруг городских стен Вальмона[297]. Арманьяк тщетно пытался убедить англичан сдаться без дальнейшего кровопролития, но Дорсет держался твердо. Считается, что граф гордо ответил французскому герольду: "Передай своему господину, что англичане не сдаются!"[298] Такой язвительный ответ, похоже, соответствует тому, что мы знаем о смелом характере Бофорта, хотя ни один современный источник не подтверждает эту фразу. Однако такое мужество английского командующего не помешало французам разграбить обоз Дорсета, и солдаты Арманьяка растащили военные припасы и продовольствие, награбленные англичанами во время их рискованной вылазки из Арфлёра.

Потеряв несколько человек и лошадей во время стычки, Дорсет прекрасно понимал, что рискует подвергнуться полному разгрому, если и дальше будет активно сопротивляться. Поскольку капитуляция была немыслима, граф под покровом темноты вывел свой отряд из рвов и попытался укрыться в окрестностях, бежав на восток по направлению к городу Фекан и пройдя через лес Ле Лож, добрался Этрета. После тяжелого двадцатимильного перехода вдоль побережья, англичане обогнули мыс Кап-де-ла-Эв, пока не вышли к устью Сены. Когда вдали уже показались стены Арфлёра, к ужасу измученных английских солдат, появилась вторая французская армия под командованием маршала Луи де Луаньи.

К счастью для Дорсета, французы оказались опрометчивы в своих попытках настичь его людей и неверно оценили крутой спуск к берегу. Англичане сражались, не жалея сил, и сумели пробить себе путь через беспорядочные ряды французов в Арфлёр, останавливаясь лишь для того, чтобы забрать у погибших все полезное. Хоть рейд Дорсета и закончился провалом, ему все же посчастливилось спастись. Однако отчаянные люди прибегают к отчаянным мерам, и, судя по последующим действиям, граф явно был отчаянным человеком.

Хотя серия столкновений, позже получившая название сражением при Вальмоне, была воспринята в Англии как поднимающий боевой дух триумф над французами, для Дорсета ситуация оставалась чрезвычайно опасной. В то время как Адам из Уска писал в своей хронике, как граф "убил французов, напавших на него, числом в две тысячи человек"[299], Дорсет также был занят написанием, в его случае — страстного письма в Совет с мольбой о помощи.

В письме, датированном 14 апреля 1416 года, он напоминал Совету, что часто обращался к нему с просьбой о помощи, в частности о выделении артиллерии для дальнейшей обороны города. Дорсет жаловался, что потерял много лошадей, предположительно ссылаясь на сражение при Вальмоне, и объяснял, что из-за суровых условий, его люди очень нуждаются в продовольствии, особенно в хлебе и мясе. Граф кратко добавил, что без таких поставок он может быть вынужден покинуть свой пост, а это немыслимая для короля ситуация. Была ли угроза Дорсета искренней, неизвестно, но он явно находился в тяжелом положении, неся личную ответственность за голодающий и поредевший гарнизон, который в любой момент мог обратить свой гнев на своего командира. С едва скрываемым гневом Дорсет дал понять, что разочарован обращением с ним, и поэтому отправляет в Лондон своего казначея Томаса Барнеби, фуражира Реджинальда Кертиса и сэра Джона Скадамора, чтобы они от его имени обратились к королю и Совету[300].

Письмо достигло своей цели: Кертису выдали 2.000 фунтов стерлингов и снабдили элем и зерном, а в также пообещали доставить 1.000 луков, 2.000 тетив, 100 арбалетов, 200 бочек меда, 100 туш говядины, 2.000 туш свинины и неуказанное количество зерна, пива, солода, овса, гороха, бобов, уксуса, несоленой рыбы и морского угря[301]. В дальнейшем Арфлёр был лучше обеспечен провизией и оставался в руках англичан в течение следующих двух десятилетий, пав перед французами только в 1435 году. Если бы не упорство Дорсета зимой 1415 года и весной следующего года, оккупация продлилась бы меньше года.

В октябре 1416 года в Вестминстере собрался Парламент, главной целью которого было предоставление финансирования для продолжения войны во Франции. Епископ Бофорт снова был ответственен за изложение позиции короля, предусмотрительно приуроченное к годовщине Азенкура. Генри начал заседание с явно патриотической речи, объявив, что знаменитая победа в предыдущем году была волей Божьей. Собравшихся лордов умоляли предоставить королю деньги, необходимые для продолжения борьбы со злобными французами, которые не проявляли особого желания идти на мировую. Это был новый призыв к войне, и хитрый канцлер оказался весьма убедителен: Парламент пообещал двойную субсидию в виде налогов.

18 ноября, когда сессия Парламента близилась к завершению, Томас Бофорт получил публичное признание своих усилий: за "заслуги перед королем и королевством по обе стороны морей" он был возведен в герцоги Эксетер на всю оставшуюся жизнь, дополненную аннуитетом в 1.000 фунтов стерлингов[302]. Если он и затаил обиду на обращение с ним короля и Совета во время его нахождения в Арфлёре, то герцогский титул был, несомненно, достаточной компенсацией за перенесенные невзгоды. Как только Дорсет стал Эксетером, он возвысился до статуса, которого могли надеяться достичь лишь немногие дворяне в стране. На самом деле, к моменту возвышения Томаса в королевстве было всего три герцога: Кларенс, Глостер и Бедфорд, и все они были братьями короля. Если и были какие-то сомнения в том, насколько Томас Бофорт был уважаем английскими пэрами, Уолсингем отметил, что некоторые задавались вопросом, достаточно ли ежегодного дохода в 1.000 фунтов стерлингов, предоставляемого герцогством, считая, что эта сумма "не соответствует заслугам столь великого человека"[303]. Это может объяснить, почему 25 мая 1417 года Эксетеру была предоставлена опека над девятилетним Джоном де Вером, графом Оксфордом. Хотя герцогу было поручено только управлять владениями де Вера, любые поступления от различных замков, домов и лесных угодий, связанных с графством Оксфорд, включая колоссальный замок Хедингем в Эссексе, значительно увеличивали его доход[304].

Герцогский титул стал для Томаса вершиной удивительного взлета, особенно если учесть, что он был младшим и по сути внебрачным сыном. Его отец мог быть самым богатым дворянином в Англии, но Томас всегда был последним в очереди, когда дело доходило до дарений. Родственные связи, конечно, сыграли свою роль в его становлении в юности, но по мере взросления именно его поступки, характер и способности позволили ему добиваться успеха в любом деле, которое ему поручали. Занимая должности от капитана до адмирала и от канцлера до графа он всегда оказывался компетентным, надежным и заслуживающим доверия. Немного не дожив до своего сорокалетия, Томас Бофорт заслужил право называться герцогом.