— Communiste!

В определенных обстоятельствах едва ли не любое слово, определяющее политические или религиозные пристрастия, может оказаться смертельным оскорблением. Скажем, на собрании мусульманских лидеров слово «христианин», несомненно, произведет впечатление разорвавшейся бомбы. А на встрече русских белогвардейцев слово «коммунист» скорее всего будет воспринято как самый жестокий приговор. Но у нас здесь не собрание белогвардейцев.

На некоторое время повисла тишина. Потом кто-то ухмыльнулся. По-моему, это была Мэри Скелтон. Этого оказалось достаточно. Все расхохотались. Оглянувшись поначалу в некоторой растерянности, присоединился даже месье Дюкло, причем получилось это у него довольно убедительно. Не смеялись только Ру и Одетт Мартен. Он злобно оглядел нас всех, вырвался из рук Фогеля и Скелтона и побрел через пляж к лестнице. Девушка последовала за ним. Дождавшись, пока она догонит его, Ру повернулся и погрозил нам кулаком.

— Что ж, — заметил Скелтон, — не знаю, что все это означает, но в «Резерве» точно не соскучишься.

Месье Дюкло приводил себя в порядок — этакий Улисс после падения Трои. Он пошел по кругу, пожимая всем по очереди руки.

— Опасный тип! — выдал он в конце концов.

— Настоящий гангстер! — поддержал его герр Фогель.

— Это уж точно!

К немалому моему облегчению, все, кажется, забыли изначальный предмет разногласий. Увы, все, кроме Скелтонов.

— Я, в общем, в курсе, — заметила девушка. — Старик француз ведь прав, не так ли? Вы действительно сказали, что замок был сломан, разве нет? — Она с любопытством посмотрела на меня.

Я почувствовал, что краснею.

— Нет. Наверное, вам послышалось.

— Иными словами, — медленно проговорил Скелтон, — это таки действительно кто-то из гостей?

— Не понимаю вас.

— Ладно, мистер Водоши, нам все ясно, — усмехнулся он. — Вещи вернулись на место, вопросов нет. Покончим с этими, братишка.

— Говори за себя, Уоррен. Как друг другу, мистер Водоши, это кто-нибудь из прислуги или нет?

Я слабо покачал головой. Трудное положение.

— Но вы же не хотите сказать, что это кто-то из гостей?

— Да вообще никого нет и не было.

— Снова достаешь людей, Мэри Скелтон? Нехорошо.

— Заткнись, Уоррен! Как-то неубедительно звучат ваши объяснения, мистер Водоши.

С этим было трудно не согласиться. К счастью, именно в этот момент месье Дюкло самым решительным тоном заявил, что собирается сделать официальное представление управляющему.

Я извинился перед Скелтонами и отвел его в сторону.

— Месье, я был бы весьма признателен, если этой истории будет положен конец. Она чрезвычайно неприятна, поскольку в каком-то смысле большая часть вины лежит на мне, и мне очень хочется, чтобы все было забыто. Вы сделаете мне личное одолжение, если не станете развивать эту тему.

Дюкло погладил бороду и бросил на меня быстрый взгляд поверх очков.

— Этот господин оскорбил меня, месье. Публично.

— Это верно. Но все мы видели, как достойно вы ему ответили. Он потерял лицо. Но у меня такое ощущение, что и вы можете потерять лицо, если вовремя не остановитесь. На таких типов лучше всего просто не обращать внимания.

Дюкло задумался.

— Может, вы и правы, — сказал он. — Но как он посмел заявить, что замок был сломан, если я совершенно недвусмысленно сказал ему, что никакого насилия не имело места? — Глядя на меня, он и бровью не повел.

Перед такой сногсшибательной живостью ума оставалось только снять шляпу.

— Его поведение демонстрирует, — сказал я, — что он прекрасно осознавал, что ведет себя неподобающим образом.

— Это верно. Очень хорошо, месье, выполняя вашу просьбу, я не буду настаивать на разбирательстве этого дела. Я принимаю ваши заверения в том, что моя честь не пострадала.

Мы раскланялись. Дюкло вернулся к остальным.

— По просьбе этого господина, — торжественно заявил он, — я согласился воздержаться от разбирательства этого дела. Оно закрыто.

— Мудрое решение, — серьезно сказал герр Фогель и незаметно подмигнул мне.

— Именно, именно!

— Тем не менее пусть этот Ру поостережется, — угрожающе добавил Дюкло. — Дальнейших оскорблений я не потерплю. Мерзкий тип, одно лишь презрение вызывает. Наверняка все вы обратили внимание, что он не женат на мадемуазель. Бедное дитя! Позволила такому негодяю сбить себя с пути добродетели!

Я подумал, что неизвестно еще, кто кого сбил, но тут с неожиданной энергией в разговор вмешалась фрау Фогель.

— Место женщины, — заявила она, — рядом с мужем и детьми. Я разговаривала с этой бедной девочкой. Семьи у нее нет. Очень жаль. Остается надеяться, что месье Ру женится на ней.

— Да, да. — Герр Фогель подтянул брюки, ласково погладил жену по ладони и снова подмигнул мне.

— Мерзкий тип, — никак не мог уняться месье Дюкло. — Скорее бы он отсюда уехал.

— Слоны никогда ничего не забывают, — вполголоса проговорила Мэри Скелтон. — Как думаете, можно заставить этого старого зануду сменить пластинку? Хорошо бы, он выучил несколько новых слов. Нельзя же все время повторять одно и то же.

— Возлюбленная этого мерзкого, да еще и лупоглазого типа, — откашлялся ее брат, — пребывает сейчас в саду нашего управляющего и поедает малину. А где, с вашего разрешения, — промурлыкал он, — ее бутылка с пергидролем?

— О Господи! Студенческий юмор.

Они затеяли спор, разрешившийся тем, что она погналась за братом по пляжу. Фогель и Дюкло, под аккомпанемент отдельных реплик фрау Фогель, заговорили о праве женатого мужчины на любовницу. Минуту-другую я прислушивался к их разговору, но вскоре, когда месье Дюкло углубился в описание своих отношений с покойной женой, утратил к нему всякий интерес. Проводить наступательную политику оказалось не так-то легко.

Я задумался о Ру.

Неприятный, несдержанный человек; тем не менее можно было понять, чем он привлекает женщин. В его движениях была некая уверенность и гибкость; он был одновременно неотразимо мужественен и слегка женственен; вероятно, хороший любовник.

Судя по виду, он обладал и крысиным коварством, и крысиным простодушием. Маленький, быстрый ум, было в нем нечто опасное. А за этими глазами могло таиться что-то похожее на безумие. Что у него на уме, узнаешь только по поступку. Да, опасный тип, это уж точно. И физически сильный: тело на редкость жилистое. Он напоминал хорька.

Хорек! Именно это слово употребил Шимлер. «Удивительно, как эта публика умеет все вынюхивать. — Я словно услышал его голос. — Гестапо вроде отправило во Францию своего агента». Болван! И как я раньше об этом не подумал? Агент гестапо, человек, которого послали во Францию «убедить» коммуниста вернуться в Германию, тот, кто, как показалось Шимлеру, узнал его, кто и шага не сделает, пока во всем до конца не убедится, этот человек — Ру! Теперь это стало ясно как день. «Communiste!» Ну конечно же, все сходится.