Чтобы скрыть раздражение, отворачиваюсь к окну. Он должен был прибыть в Англию вместе со мной, у меня был бы представитель с того самого момента, как я ступила на английскую землю, он остался бы со мной. Граф Оверштейн и граф Олислегер сопровождали меня, но были вынуждены вернуться домой, да у них и нет опыта жизни при иностранных дворах. Если бы с самого первого дня на моей стороне был посол! Если бы он был со мной в Рочестере, когда я причинила королю такую обиду при нашей первой встрече… Но что толку в сожалениях. Теперь он здесь, вдруг он сумеет помочь.

В дверь стучат, двое стражников распахивают двери.

— Герр доктор Карл Херст, — объявляет стражник, с трудом выговаривая титул.

Посол из Клеве входит, ищет меня взглядом, низко кланяется. Мои дамы приседают в реверансе, оглядывают гостя с ног до головы, неодобрительно шушукаются, замечают все — и потертый, лоснящийся воротник бархатного жакета, и стоптанные каблуки. Даже по перу на шляпе видно — из Клеве путь неблизкий. Мне стыдно, что такой человек представляет мою страну при английском дворе — самом богатом и самом легкомысленном в христианском мире. Он станет посмешищем — и я вместе с ним.

— Герр доктор, — протягиваю руку для поцелуя.

Вижу, посол сбит с толку. Он не ожидал увидеть на мне ни модного платья, ни ловко сидящего чепца, ни дорогих колец, ни цепочек на талии.

Он целует мне руку и говорит по-немецки:

— Счастлив представиться, ваша светлость. Я посол.

Великий Боже, он больше похож на жалкого писца.

— Вы завтракали?

Он смущенно запинается:

— Я… гм… еще нет…

— Вы голодны?

— Я не мог найти залу, простите, ваша светлость. Дворец так велик, мои комнаты в стороне от главного здания, и никто…

Так, поместили где-нибудь на полпути к конюшням.

— Вы никого не спросили? Тут тысячи слуг.

— Я не говорю по-английски.

Ничего себе!

— Как это не говорите по-английски? Как же вы будете вести дела? Тут никто не знает немецкого.

— Герцог, ваш брат заверил меня, что и король, и советники знают немецкий.

— Ему отлично известно, что нет.

— Он думал, я быстро выучу английский, — защищается посол. — Я знаю латынь.

Чуть не плачу от разочарования.

— Первым делом надо позавтракать. — Я стараюсь взять себя в руки.

Китти Говард, как всегда, неподалеку, давно прислушивается к нашей беседе. Если она достаточно знает язык, чтобы шпионить, что ж, пусть будет переводчиком при этом никчемном после.

— Мисс Говард, не пошлете ли кого-нибудь из служанок за хлебом и сыром для посла? Он еще не завтракал. И велите прихватить немного эля.

Она уходит. Спрашиваю у посла:

— Вы привезли мне письма из дома?

— Да. У меня есть распоряжения от вашего брата, а ваша матушка шлет вам свою материнскую любовь и надеется, вы не забудете ее любящих наставлений, не уроните честь своей страны.

Лучше бы она вместо пустых приветов прислала толкового посла. Беру протянутый пакет, он усаживается за завтрак, а я устраиваюсь с письмами на другом конце стола.

Первым открываю письмо от Амелии. Целая страница — какие комплименты ей делают, как она счастлива в Клеве, как хорошо одной в наших общих комнатах. Описание новых платьев и моих бывших платьев, перешитых для нее. Все это — для приданого, потому что она выходит замуж. Я вздыхаю, леди Рочфорд ласково спрашивает:

— Надеюсь, новости хорошие, ваша светлость?

— Сестра выходит замуж.

— Как чудесно! Хорошая партия?

С моей, конечно, не сравнить. Невелика победа, но, перед тем как ответить, я смаргиваю слезы.

— Она выходит за брата нашего зятя. Моя старшая сестра Сибилла замужем за герцогом Саксонии, а его младший брат женится на Амелии.

До чего же дружная семейка, все неподалеку — мать, брат, две сестры, два мужа, и только меня отослали подальше — ждать писем, которые все равно не приносят радости. Я выключена из их жизни, и брат ненавидит меня по-прежнему.

— Не такой удачный брак, как ваш.

— Другого такого вообще нет, — отзываюсь я. — Но она будет жить рядом с сестрой, и брат будет поблизости.

— А соболей у нее не будет, — встревает Китти Говард.

Что за безмерная алчность!

— Да, это главное. Соболя важнее всего на свете.

Откладываю письмо Амелии в сторону. Сил нет читать ее самоуверенные прогнозы — семейные празднования Рождества, охота летом, счастливые дни рождения, совместное воспитание детей — саксонских кузенов.

Открываю письмо от матери. Надеялась успокоиться, но меня ждет разочарование. Она беседовала с графом Олислегером и полна тревоги. Я танцевала с кем-то кроме мужа, я ношу английские чепцы и новые платья без кружев до ушей. Помню ли, почему король женился на мне? Ему нужна была протестантская невеста безупречного поведения, он ревнив, и нрав у него тяжелый. Я что, собираюсь дотанцеваться до преисподней? Для молодой женщины нет худшего греха, чем похоть.

Кладу письмо, отхожу к окну. Любуюсь прекрасным садом Хэмптон-Корта. Извилистые дорожки сбегают к реке, у причала покачиваются на якоре королевские барки. Прогуливаются придворные, вот и сам король, одеты нарядно, как на празднике. Король на голову выше свиты, на нем плащ, расшитый золотом, и бархатная шляпа с бриллиантами, их блеск виден даже на таком расстоянии. Король опирается на плечо Томаса Калпепера, он в красивом темно-зеленом плаще с бриллиантовой застежкой. Как далеко отсюда Клеве с фланелью и черным сукном. Как понять матери, что я щеголяю английскими фасонами не из тщеславия, просто не хочу казаться еще хуже, чем есть, еще более жалкой, еще более отталкивающей. Бог свидетель, король бросит меня не из-за слишком нарядных платьев. Я ему отвратительна, как ни надень чепец — в бабушкином стиле или как у милой малютки Китти Говард. Королю ничем не угодишь. Матушка может не трудиться объяснять, от чего зависит моя жизнь. Я сама понимаю. Но я не в силах ему угодить!

Посол окончил завтрак. Возвращаюсь к столу, берусь за письмо от брата. Жестом прошу посла остаться.

Сестра, я весьма встревожен рассказом графов Оверштейна и Олислегера о приеме при дворе твоего супруга короля Генриха Английского, а также и о твоем поведении. Матушка сама напишет о правилах поведения и манере одеваться, я могу только умолять — прислушайся к ней, не позволяй склонить себя к тому, что может тебя только опозорить, а нас поставить в неприятное положение. Всем нам известна твоя склонность к тщеславию и дурному поведению, но неужели это не останется семейным секретом? Заклинаю исправиться, тем более сейчас, когда глаза всего мира устремлены на тебя.

Перелистываю еще пару страниц, ничего, кроме бесконечного списка обманутых надежд, я не раз разочаровывала его в прошлом, он предупреждает — любой неверный шаг будет иметь роковые последствия. Кто может знать это лучше меня?