Во взгляде Тимура мелькнуло что-то такое… сродни надежде. Только Ксюха никак не могла разгадать, на что именно он надеется: на вариант, в котором у Людвига все хорошо, или на тот, в котором все плохо.

Впрочем, Ксюха выдавать чужие тайны не собиралась.

– Я ничего не скажу. Ни на один вопрос о Людвиге отвечать не буду. Даже намеками. Даже не пытайся.

– Ксюша! – Тимур даже с пола вскочил. Видимо, чтобы удобнее было смотреть сверху вниз. Долго, правда, не простоял: пошатнулся и плюхнулся на диван. Хотя бы не мимо, и на том спасибо. – Это важно! Речь о твоей безопасности!

– Пока что моей безопасности угрожает только твоя чокнутая бывшая!

– Ты не понимаешь, это не игрушки! Все очень серьезно! Людвиг опасен, от него лучше держаться подальше!

Каждая фраза звучала как нечто среднее между приказом и манифестом. Восклицательные знаки били прямой наводкой в мозг.

Непонятно, на какой эффект Тимур рассчитывал, повышая голос, но добился явно противоположного. Теперь уже Ксюха вскочила на ноги.

– Между прочим, Людвиг не ронял на землю бетонные плиты, не пытался скрывать от меня факты и, главное, не отключал мне слух и зрение. И даже не думай, что я об этом забуду! Тебя бы так бросили в полный вакуум, без подготовки, без объяснений, без ничего! Я чуть не умерла со страху! Я спать теперь, наверное, всегда с включенным светом буду и под музыку! И только посмей еще раз такое сотворить, я тогда… я…

Ксюха замешкалась.

Ну а что она сделает?

Разговаривать с Тимуром перестанет? Детский сад какой-то! Он ее учитель все-таки.

Начнет говорить гадости про него? А зачем? Да и не поверит никто, только засмеют.

Покажет школьному фан-клубу фотографию фотографии? Той самой, где он в одних плавках стоит? Так это вообще не месть, а бесплатная реклама.

Но Тимуру, кажется, и неозвученной угрозы вполне хватило.

– Я не… Извини, я… – Он нервно сглотнул. – Прости, я не должен был этого делать. Испугался, что ты можешь узнать что-то лишнее, растерялся, не успел сориентироваться… Признаю, это было глупо.

– Это было обидно. Я тебе доверяла. Всегда доверяла.

– Извини.

Наверное, стоило ответить: «Да ладно, проехали», но что-то мешало. Да, Ксюха могла произнести и это, и любую другую условную фразу, показывающую, что конфликт исчерпан, и была бы рада это сделать. Но для этого пришлось бы соврать.

Или действительно простить Тимура. Переступить через страх, через боль, через саму себя.

Но такие вещи не происходят по желанию или по приказу, они в какой-то момент случаются сами… когда приходит время. Когда внутри все перестает скручиваться в тугой узел от одной только мысли о пережитом ужасе.

А сейчас Ксюха хотела простить Тимура, очень хотела – и не могла. Но и соврать ему не могла тоже. Поэтому просто сказала:

– Я понимаю. Наверное, домой пойду. И так уже задержалась.

– Погоди, я такси вызову.

– Тут пять минут медленным шагом.

– Стой, кому сказано! Ксюша!

Ксюха нехотя замерла на полпути к дверям, дожидаясь, пока Тимур закончит тыкать в приложение. Потому что он был прав: обида обидой, а нарваться в темноте на каких-нибудь гопников (для разнообразия – настоящих) совсем не хотелось.

Таксисты, как назло, брать заказ не спешили, и на экране телефона уныло мигала надпись «идет поиск». Минуту, вторую…

– Мы толстовку не постирали, – вспомнил Тимур, когда стоять молча стало совсем невмоготу.

– Скажу, что Инга угостила меня томатным соком, а я нечаянно пролила его на себя.

– Мне жаль, что так получилось. Я не должен был…

– Прекрати извиняться, я уже поняла, что тебе стыдно. Просто прими как факт, что я обиделась. Но это пройдет, потому что на самом деле ты не сделал ничего непоправимого.

– Я сделал достаточно. Без разрешения воздействовал на твой организм, сделал тебе больно, испугал тебя…

– Ты сам в тот момент больше меня испугался, – не сдержалась Ксюха.

– Я был в панике, – спокойно подтвердил Тимур. Слишком спокойно. С тем оттенком холодной отстраненности, который особенно хорошо удается, когда внутри все клокочет от ярости. – Я поговорю с Дианой. Она тебя больше не тронет.

– А этот… мужик. Кто он? Ее жених?

– Нет, ее младший брат. Он тоже не тронет без ее приказа. Но они продолжат искать Людвига. Так что, если желаешь ему добра, держись от него подальше. В любом случае держись подальше.

– Да что он такое натворил?!

– Ты же говорила, что он ничего от тебя не скрывал?

– Не скрывал. Он признал, что сделал что-то плохое, но не хотел об этом говорить. Я не настаивала. Видно же, что ему неприятно вспоминать.

– Неприятно ему! А устраивать все это приятно было?! – с неожиданной злостью прошипел Тимур. И осекся. Перевел взгляд на звякнувший телефон. – Такси приехало. Пошли. Провожу тебя.

По лестнице спускались молча. Так же молча шли до машины, почему-то припарковавшейся возле соседнего подъезда.

И только когда Тимур (тоже молча) распахнул перед Ксюхой дверь, она замешкалась и осторожно потянула его за рукав.

– Тимур Игоревич… Спасибо. И извините.

– Тебе-то за что извиняться?

«За то, что не собираюсь следовать вашим советам и бросать Людвига в беде».

Ксюха пожала плечами и нырнула в салон.

Ночью ей снились темнота и тишина, пустота и безвременье. Черное беззвездное небо, мгла, наползающая со всех сторон, отсутствие опоры и стремительное падение.

И вода, куда же без нее.

Вода сочилась из ниоткуда, медленно, но неотвратимо. Окатывала холодом ноги, обнимала их, гладила, поднималась выше – невидимая и неслышная. А потом под водой обнаружилось дно – вязкое, чавкающее. Оно затягивало все глубже: сперва по пояс, затем по грудь. И дальше, до самого подбородка. И еще немножко.

Ксюха дернулась изо всех сил – и это было последнее, что она успела сделать до того, как илистый мрак окончательно запечатал рот, мешая вдохнуть.

Выдохнуть.

Закричать, разрывая покров беззвучия и безмолвия.

По ушам хлестнул вой – пронзительный, испуганный и совершенно нечеловеческий. Ксюха вздрогнула всем телом и вцепилась в первое, что попалось под руку, – теплое и меховое. Вой усилился, потом резко оборвался. Меховое тоже исчезло, растворилось в воздухе, как последние отголоски сна.

– Доброе утро, – произнес недовольный голос над ухом. – Или не утро.

– Не утро. Будильник еще не звенел. Кажется.

Ксюха осторожно открыла глаза. Будильника поблизости не было. Окон, сквозь которые можно определить (или не определить) время суток, тоже не было.

Зато был взъерошенный после сна Людвиг, камин и ворох шкур. И зыбкая надежда, что именно шкуры и были тем самым теплым и меховым, но…

– За хвост-то зачем дергать? Я же и куснуть мог спросонья… – проворчал оборотень.

Даже в человеческом обличье он умудрялся выглядеть как грустная собака, которой этот хвост отдавили.

– Я нечаянно. Извини. И извини, что разбудила. Я сейчас уйду. – Ксюха поежилась. В Доме было тепло, но после кошмара слегка знобило. Или не слегка. Да и сидеть посреди