Жгутович взял накладную, пробежал спрятанными за стекла глазами.

– Что ж, по-вашему, они совершенно в этом вопросе не разбираются? Или что? Не могут подсчитать объем требуемых материалов? – все больше раздражаясь, спрашивал глава. – Кто составлял накладную? Анохин, Ендриев. СМУ-4. Отличная организация. Они реконструировали недавно дом писателя Яна, теперь там музей. Возвели многие объекты, ставшие украшением города…

Эдуард Сергеевич все говорил и говорил, почти стыдил Балташова, и все понимали, что говорит он чушь, шьет белыми нитками простое вымогательство, пытается придавить своим уверенным баском сопротивление парочки жалких захолмовцев.

– …В конце концов, Георгий… Михайлович, не по их, а по вашей вине котельная вышла из строя. И тому же Анохину, я знаю, стоило больших усилий достать вам котел. – И, резко оборвав речь, взглянул на часы. – Извините, время. Пора ехать. Всего доброго!

Он повернулся, пошел было к машинам.

– Нет, слушай, погоди! – прихватил его за рукав Балташов. – Погоди, мы еще не договорили…

– Что еще?

Парни-охранники обступили сзади Балташова, готовые к решительным действиям.

– Котел, я заявляю, мы так принимать не согласны! И не надо нам это… Это ж грабеж… на ровном месте грабеж!

– Хорошо, не принимайте. Это ваши проблемы. Но, я думаю, – Жгутович глянул на бригадира, – что СМУ-4 в полном праве подать на вас в суд.

– Ч-чего? – изумился Балташов.

– А вы как думали?

– Да это на вас… на них в суд надо! Что же это такое-то! – Георгий Михайлович обвел людей вопрошающим взглядом. – Как же?…

Люди молчали, откровенно устав. Одни желали сесть в машины и уехать поскорей отсюда, другие – спрятаться куда-нибудь с солнцепека, выпить холодненького квасу.

– Все, больше времени я вам уделить не могу, – решительно сказал Жгутович. – До свиданья!

– М-м…

Мягко затарахтели «Волги», хлопнули дверцы. Тронулись. Над дорогой поднялась тяжелая пыль. И медленно, нехотя оседала, припорашивая следы колес.

– Хм, – кашлянул за спиной Балташова бригадир. – Ну так как решать будем?

Георгий Михайлович посмотрел на завклубом. Тот был настроен твердо:

– Только установка!

– Да, – подтвердил Балташов.

– Ну, как знаете, ребята. – Бригадир пошел в сторону клуба.

– Дикость какая-то, – закуривая, произнес Андрей Николаевич. – И во сне не приснится.

– Не приснится…

– В край надо писать, губернатору.

– Напи-ишем, – уныло вздохнул Балташов, а потом несмело и словно бы через силу спросил: – Что, эт самое, все-таки откажемся от котла, Николаич?

– Ну а как иначе?! Если они так, по-волчьи, так нам что – в роли овец, что ли, быть? Один раз согласись, на поводу пойди, потом они… Н-нет, черт возьми, нет! – Завклубом вчастую, несколько раз затянулся, не успевая выпускать дым, бросил окурок, придавил ботинком. – Нет, Георгий Михайлович!

Балташов молчал, что-то обдумывал, заглядывая в накладную.

– Тут и денег-то выходит, – забормотал еле слышно. – По большому счету, не слишком…

Андрей Николаевич нервно хохотнул:

– У этих – ха-ха! – у этих каждая копейка на счету. Они знают в этом толк, с одной овцы три шкуры снять могут.

– Так-то оно так…

Подошли к конторе.

– Это, – несмело, стыдясь и сомневаясь, начал Балташов уговаривать, – а может, хрен с ним, может, уступим. Как без отопленья-то?

Завклубом посмотрел на него удивленно и пристально. Пожал плечами:

– Решайте сами, Георгий Михайлович. В принципе, все зависит от вас…

– Да уж… Но сам подумай, до холодов осталось месяц с лишком, а пока то да сё… Опять клуб стоять будет.

– Я не против.

– А как быть-то? Все за них, видишь, они все друг с другом…

– Я не против. Давайте ставить, – холодно и почти равнодушно согласился завклубом.

Издалека замахали отъезжающему от клуба «ЗИЛу». Быстро пошли навстречу.

– Чего вам? – враждебно бросил водитель.

– Где бригадир?

Из кабины высунулась голова бригадира:

– Ну?

– Давайте работать, – ответил Балташов. – Согласны мы…

– Вот, сразу б так! – Бригадир повеселел.

«ЗИЛ» дал задний ход. Строители прыгали из будки «ГАЗа». Кран подбирался ближе к котельной, ломая вставшее на его пути деревце дички.

7

Неожиданно и сразу, до рези в желудке, почувствовал Георгий Михайлович приступ голода. Так часто бывало после беготни, нервотрепки, неприятных и нудных переговоров с так называемыми деловыми людьми.

– Слушай, Дим, давай счас заскочим ко мне. Перекусим немного, – предложил он. – А потом надо на поля мотнуть.

Димка вылез из-под крыльца, где дремал, потянулся, завел мотоцикл. Георгий Михайлович уселся на задней сидушке.

Усадебка Балташовых живописно расположена на взгорке, у самого пруда. На берегу несколько ив с обрезанными ветками (чтобы не затеняли огород), но хоть и обстриженные, все равно создают ощущение, что под ними прохладно, свежо. Так бы и сел на травку с удочкой, забылся… Георгий Михайлович с тоской смотрел на эти ивы, на свою избушку, на почерневший от жары целлофан теплиц, на спекшуюся зелень на грядках. «Все, этой зимой выходить буду на пенсию, – решил быстро и твердо. – Хорош, пора о старости позаботиться. Напрыгался. Язву с этими прыжками наживешь или вообще чеканёт однажды…» И его теперешнее положение показалось ему смешным, комичным каким-то, и сегодняшний день – яркий пример тому. Да и все прошлые, будущие… До судорог, до зуда в скулах прихлынула злоба. На умного, непрошибаемого Жгутовича, на его зама по сельскому хозяйству, на этого Бориса Романовича. На СМУ-4, на истопников, запоровших отопление, которых следовало засадить. На рвущуюся к его «Захолмью» бурю…

– Вот сволота, им и горя мало! – кивнул в сторону пляжа, когда Димка заглушил «Урал», остановившись у ворот. – Веселятся… Их бы счас собрать, дать серпы, да на поля, да чтоб до колоска…

– У них другие заботы, – с ухмылкой ответил Димка.

– Да какие у них заботы? Как половчей прихватить и пожрать послаще… заботы. Нас вот сегодня нагрели с котлом этим, и все хорошо.

– И воровать – тоже работа, – буркнул парень и перевел разговор: – Я, может, искупнусь, пока вы обедаете?

– А ты не хочешь, что ль?

– Да нет, меня в конторе бухгалтерши угостили.

– Бухгалтерши… – И к ним, двум толстым теткам, гоняющим целый день чаи в своем кабинете, чувствовал Балташов зудящую, пугающую его самого злобу.