— Филипп, на сей раз я не сглупила. Он не причинит мне зла. Вы решили, где мы разместим мистера Ландлера? Что вы предлагаете?

— Полагаю, что мистер Ландлер мог бы сам выбрать себе комнату.

Шофер занес чемоданы в дом. Официальное представление закончилось, и мы вошли внутрь. Посреди холла из розового мрамора находился бассейн. Две статуи голых атлетов прикрывали одной рукой с виноградным листом свое мужское достоинство, а в другой держали факелы.

— Скульптуры Давида… Прежняя владелица заказала копии во Флоренции, а факелы добавили уже здесь. Вы видели их во Флоренции?

— Нет, не видел.

— Почему?

— Потому что я никогда не был во Флоренции.

За моим признанием последовало удивленное молчание. Мне, видимо, следовало было соврать, чтобы не показаться недалеким.

Мы медленно поднялись по ступеням их розового мрамора и вышли в галерею, которая вела к расположенным на втором этаже комнатам.

— Филипп, прежде всего я хочу показать мужу нашу комнату.

Я пошел за ней и, войдя в огромную комнату, оказался в

фантастическом мире. Стены были затянуты белой тканью, на них висели полотна известных художников, на окнах были белые шторы из плотного сатина, на полу — белый толстый ковер. Комната походила на ларец с драгоценностями. Я буквально влюбился в нее. За окном я увидел парк, деревья окаймляли террасу, которая возвышалась над лесом азалий, Жасмина и ярко-красных кустов.

— Как красиво!

Мне очень понравилось это место, его божественная незатейливость, его роскошь, одновременно изысканная и детская, его тихая атмосфера и картины, картины великих мастеров. У меня от волнения сжалось горло. Следовало ли сделать вид, что меня ничто не удивляет? Я ведь всю жизнь провел в стенах, обвешанных постерами, подсолнухами Ван Гога, купленными за тридцать французских франков…

— Как вам нравится мой Пикассо? — спросила она.

Я не был ни богачом, ни пресыщенным человеком, ни тонким ценителем. Что я должен был ответить, чтобы не попасть впросак?

— Энджи, мне очень нравится ваша комната…

— Вы меня радуете.

Вернулся Филипп:

— Я пока оставил чемоданы мистера Ландлера в зеленой комнате. Могу ли я высказать свое мнение относительно его размещения?

— Я только этого и жду, — ответила Энджи, — Я уже спрашивала вас об этом.

Филипп повернулся ко мне:

— В конце коридора есть апартаменты, в которых никто никогда не жил: большая комната с примыкающим к ней пустым кабинетом. Не могли бы вы взглянуть? Эти комнаты можно обставить по вашему вкусу.

Нет, это было не галлюцинацией. Так разговаривали именно со мной, Эриком Ландлером, бывшим собирателем теннисных мячей, официантом из яхт-клуба в Сан-Диего, обманщиком, стремящимся обеспечить свое выживание. Этот Эрик не был даже непризнанным гением. Он — всего лишь упорный работник, честолюбие которого явно не соответствовало его способностям. Если бы я мог быть гениальным изобретателем, а не просто способным человеком! Да, это я, тот самый Ландлер, шел по ковру из долларов. Да, я. До самых глубин моего существа меня охватило опьянение от успеха, физическое чувство могущества. Я поклялся самому себе, что сделаю все, чтобы стать достойным этой удачи, я буду лелеять ее, взращивать и страстно любить.

Мы осмотрели комнаты и ванную из черного мрамора, где освещение походило на дневной свет благодаря двойному прозрачному потолку.

— Он из муранского стекла, — сказала Энджи.

А затем добавила:

— Какая замечательная идея родилась у Филиппа. Это великолепно! Никто никогда здесь не жил.

Она повернулась ко мне:

— Я сама подберу мебель и все украшу…

Но тут вмешался Филипп:

— Может быть, мистер Ландлер хотел бы выбрать сам?

Я почувствовал горячую признательность к нему. Он помогал мне не пачкаться слишком быстро деньгами Энджи.

— Обед накрывать в столовой или в саду?

— В саду, — сказала Энджи — Мы находимся в одном из редких мест Лос-Анджелеса, где можно дышать…

Она была права. В Даун-тауне[18]люди сопели, хрипели, задыхались, забивали легкие жирным от грязи воздухом. Нет, я не имел права ненавидеть деньги, которыми пользовался.

Осмотрев весь дом — восемь спален, салоны, библиотека, две столовые, — мы вышли в парк. Аллеи пересекались друг с другом, повсюду росла восхитительная зелень. Поливочные автоматические устройства разбрызгивали воду, и ее сверкающие на солнце разноцветные капельки, падая вниз, образовывали жидкую пелену. Откуда-то выскочила большая собака. Она радостно залаяла на Энджи и бросила на меня настороженный взгляд.

Энджи отстранила ее от себя, продолжая гладить.

— Это Нил, ездовая собака породы хаски. Хотите его погладить? Он недоверчив, но потом он к вам привыкнет…

Мне было противно к нему прикасаться. Я не любил животных, раздражал их, внушал им непреодолимое желание укусить меня. Возможно, собаки были правы.

— Положите руку на его голову, он поймет, что вы — его новый хозяин.

— Кто был предыдущим хозяином?

— Доктор Говард.

Нил смотрел на меня с той же антипатией, которую проявила ко мне и белая кобыла на ранчо.

— Я ему не нравлюсь.

Энджи пожала плечами:

— Да нет. Потрогайте его!

Она держала Нила за ошейник, и я погладил пса. Ему не понравилось мое прикосновение, но он подчинился воле Энджи.

Она повторяла:

— Красивый, Нил, красивый, очень красивый.

Ечядя на меня, пес молча скалился.

Ближе к вечеру мы сидели в библиотеке и ждали прибытия Сина Сэндерса. Как только я увидел его в проеме двери, успокоился. Он был весел и излучал доброту. Он сразу же обнял Энджи.

— Моя маленькая Энджи…

— Син, на сей раз мне повезло. Он великолепен!

Сэндерс с улыбкой повернулся ко мне.

Трогательная сцена его встречи с моей женой дала мне достаточно времени, чтобы понаблюдать за ним. Одетый в темный костюм, среднего роста, седые волосы, серо-голубые глаза за стеклами очков в золотой оправе, он просто излучал чистоту тела и души. Он мне понравился. Мне необходимо было прибиться к кому-нибудь в этом новом для меня мире, а он походил на отца, который все на свете понимал, что-то вроде Господа в гражданском обличье. Энджи была взволнована, она потянула его за руку ко мне:

— Син, представляю тебе Эрика.

— Хелло, — сказал он, протягивая мне руку и глядя на меня с внимательностью старого семейного доктора, — Поздравляю вас. Вы молоды, красивы и излучаете честность. Это — мое первое впечатление. Я редко ошибаюсь в людях. Я узнал, что вы в Париже занимали важный пост, и справился насчет вашей квалификации. Энджи даже пожаловалась мне на ваше нетерпение. Вы хотите поскорее начать работу на фирме, не так ли?