Матери я сообщила то же самое. Они с отцом опять в гостях на каком-то званом ужине. Я притворилась, что у меня болит голова, они посоветовали мне выпить таблетку и ложиться спать.

Я так и делаю. Щека еще дьявольски болит, и я ищу в своей комнате обезболивающую мазь. Я выпиваю две таблетки и отправляюсь в душ.

Там я моюсь, будто в трансе. На автомате делаю привычные действия. Растираю свое тело, смываю гель, выхожу из душа и вытираюсь. Все, чего я хочу, – заснуть, чтобы забыть случившееся сегодня вечером, но сон не спешит приходить ко мне, и когда я понимаю, что сегодня уже не смогу уснуть, спускаюсь вниз и устремляюсь к холодильнику.

Я гляжу с отвращением на свои руки, жирные от жареной курицы, которую приготовила Линда, но не могу остановиться. Я открываю все кастрюли и контейнеры и надеюсь, что еда вытеснит мою боль.

Я ем, чтобы мой гнев на Дезмонда растворился среди тарелок.

Я ем, чтобы избавиться от воспоминания о руках Брайана на моем теле.

Я ем, потому что моя жизнь – это огромная черная дыра, которую я должна заполнить.

Когда я чувствую, что лопну, если проглочу еще кусочек, я навожу порядок на столе и бегу наверх.

Я вхожу в свою комнату и закрываю дверь. Мой желудок начинают скручивать спазмы. Я делаю вдох за выдохом, но они не проходят.

Еще немного… Еда все еще внутри меня.

Я сдерживаю тошноту. Хочу, чтобы эта боль оставалась во мне и не давала ощущать то страдание, что я испытывала совсем недавно.

Одной болью я лечу другую боль.

Я отдаю себе отчет, что это полное безумие, но сейчас это стало зависимостью, пусть и я не хочу себе в этом признаваться.

Мне нравится мысль, что я решаю, когда заканчивать или нет. Я определяю, когда с меня довольно. Это мой выбор и, не дожидаясь, пока очередной спазм скрутит мои кишки, я мчусь в ванную, где мне даже не нужно прилагать усилий. Сотрясаемая позывами, я блюю и на мгновение я счастлива, поскольку чувствую себя свободной.

Это всего лишь обман. Я знаю это, но уже привыкла к подобной иллюзии. Она длится недолго, всего лишь несколько мгновений, когда я жалким образом запираюсь в туалете и выворачиваю себя наизнанку или режу лезвием бритвы, но я выживаю только благодаря такому облегчению. Я испытываю его до тех пор, пока не осознаю, что ничего не изменилось.

Дез поставил меня в трудное положение. Он не защитил меня.

Я снова думаю о нем и хочу расплакаться. Мои глаза щиплет, я трогаю свои щеки, но они почти сухие. Нечеловеческим усилием я выдавливаю из себя пару слезинок.

Как такое возможно, что ты хочешь разрыдаться, но физически не можешь?

Подкатывает еще один рвотный позыв, и я даже не пытаюсь остановить его. Наоборот, я откликаюсь на него, расслабляю свое горло и принимаю удобную позу, чтобы пища вышла как можно скорее.

О боже! Я чувствую, что начинаю задыхаться. Рвота не останавливается. Когда я наедаюсь до отвала, такое часто случается.

Я смутно слышу, как дверь моей комнаты открывается, затем раздаются приглушенные шаги по ковру. Уже почти потеряв сознание, я вижу, что надо мной возникает чья-то тень.

– Черт, Анаис! – раздается голос Дезмонда.

Почему он всегда видит меня в таком состоянии?

Он придерживает мою голову.

– Мне нужно почистить зубы, – еле-еле бормочу я, когда рвота прекращается. Каждый произнесенный звук безжалостно царапает стенки моего измученного горла.

Дез кивает и помогает мне подняться на ноги. Пока я торчу возле умывальника, он стоит позади и подает мне все необходимое.

Я позволяю ему это делать. У меня нет сил прогнать его.

Как только я заканчиваю, Дез берет меня на руки, как пушинку, и относит на кровать.

– Детка, тебе лучше?

В его голосе звучит беспокойство, однако после того, как он поступил со мной, я не могу доверять ему.

– За что? – охрипшим голосом спрашиваю его я, снова обретая ясность сознания и силу.

Дез трусливо молчит, и мне хотелось бы выплеснуть на него все свое негодование, избить его ногами и кто знает, что еще сделать с ним, но на сегодняшний вечер с меня хватит.

Он выходит из комнаты, и я с трудом собираюсь с мыслями. Я осознаю, что на мне все еще халат. У меня нет сил дойти до гардероба, чтобы переодеться во что-то другое, так что я забираюсь под одеяла и полусажусь, откинувшись на подушки.

Когда я в таком состоянии, как сегодня, я не могу лежать.

Я уверена, что Дез больше не вернется, но через какое-то время он вновь входит в мою комнату. В его руке чашка с чем-то горячим.

Осторожно он подходит и передает мне ее.

– Это чай. Попей, – шепчет Дез. – Он приведет тебя в порядок.

Мне хочется рассмеяться ему в лицо. Он считает, что одной чашки чая хватит, чтобы забыть обо всем произошедшем.

Я дую на чай, а затем делаю долгий глоток.

Горячая жидкость облегчает боль в моем горле, и я глубоко вздыхаю, снова откидывая голову на подушки.

Дезмонд смотрит на меня. На голове у него беспорядок, его губы покраснели, а на шее виден засос. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, чем он занимался сегодня вечером, но все равно он по-прежнему прекрасен. Прекрасный подлец, которому я не могу противиться.

Я закрываю глаза и снова спрашиваю его:

– За что?

Дез опускает взгляд и сжимает кулаки.

– Прости меня.

Его голос едва слышен.

Прости меня.

Сколько человек попросило у меня прощения сегодня вечером?

– Это все, что ты можешь сказать?

На этот раз он смотрит на меня, и я вижу мириады эмоций в его глазах. Многие из них мне нравятся, потому что делают его хрупким. Более человечным. Более настоящим.

– Не спрашивай меня об этом, Нектаринка.

– Тогда не мог бы ты уйти из моей комнаты?

– И об этом тоже не проси.

Он удивительно спокоен, а вот я взбешена не на шутку.

Я ставлю кружку с оставшимся чаем на прикроватную тумбочку и пытаюсь выключить светильник.

Я хочу, чтобы Дезмонд вышел, ушел так далеко, чтобы я его хотя бы не видела, учитывая, что не могу вычеркнуть его полностью из своей жизни.

– Пойдем со мной, – говорит он.

Я оборачиваюсь. Он протягивает мне руку, и я удивленно гляжу на него.

– Ты не понимаешь… – начинаю я.

– Я все прекрасно понимаю. Пойдем со мной, Нектаринка. Прошу тебя.

Прошу тебя.

То же самое