Я немного отодвинулась, направляя его голову к щели, чтобы он тоже мог видеть. Стоять было неловко. Стокер наполовину согнулся, а одно сильное бедро расположилось под моим, чтобы мы оба могли наблюдать. Я поскользнулась. Он поймал меня, положив ладонь на панель, и создавая из своего тела что-то вроде кресла для меня. Тепло его плоти было почти невыносимым. На короткий, иррациональный момент я задумалась: намеренно ли он вызывал такую физическую реакцию, дразня меня. Желая доказать, что меня этим не одурачить, я взобралась на его бедро, слегка повернувшись, прежде чем переключить свое внимание на миссис Тренгроуз.

Она долго стояла на месте, как я подозреваю, прислушиваясь. Мне казалось, я почти слышу ее сердцебиение.

— Уходите, — выкрикнула экономка с внезапной свирепостью. — Вы не навредите этой семье! — Я замерла, уверенная, что она заметила отблеск наших глаз в щели панелей. Однако она не двигалась, не приказывала нам выходить, и я поняла, что миссис Тренгроуз разговаривает вовсе не с нами.

— Уходите, мисс Розамунда, — позвала она чуть мягче. — Вам пора отдохнуть.

С этими словами она ушла, закрыв за собой дверь. Мы прислушивались, пока не стих звук ее шагов. Через несколько минут Стокер ослабил позу, подняв меня на ноги и выпустив из рук. Я чуть не упала, потому что мои ноги совсем онемели в холоде прохода. Он взял меня за руку, когда мы вышли из нашего укрытия. Мы не осмеливались снова зажечь свечу, но теперь знали путь достаточно хорошо. В коридоре не было никаких признаков экономки, и мы поспешили рука об руку. Стокер поднялся по башенной лестнице; взбираясь вслед за ним, я услышала шум позади себя. Я сделала стреляющий жест, и Стокер заторопился, поворачивая ключ. Через мгновение я услышала почти незаметный щелчок закрывающейся двери.

Шум, который я обнаружила, был своего рода сдавленным вздохом, мертворожденным в горле, звук кого-то, задыхающегося от эмоций. Я обернулась. В противоположном конце большого зала стояла Хелен Ромилли. Ночной свет у башни потух, лишь ее свеча освещала пространство. На фоне чернильной тени лестницы мой белый халат, должно быть, казался призраком. Подол тянулся по земле, словно драпировки. Мое лицо, наполовину закрытое черными волосами, словно парило над телом.

— Розамунда! — закричала она, делая полшага вперед. — Я тебя вызвала? Уходи, — взмолилась она.

Я не шевелилась. Именно тогда из открытого окна в башне подул порыв ветра, вздымающий халат вокруг меня и подбрасывающий мои волосы.

Она еще раз вздохнула, свеча выпала из ее дрожащей руки, и пламя вспыхнуло, падая на камень с глухим стуком. Хелен снова позвала призрак в темноте, когда нащупывала свечу.

— Розамунда! Ты должна уйти, — простонала она. — Оставь нас в покое.

Я не стала ждать, чтобы услышать больше. Я едва ли могла показаться ей. Она была бы совершенно унижена, если бы обнаружила, что это не призрак. И у меня не было особой склонности подвергать себя ее импульсивным истерикам. Похоже, быстрое отступление было самым легким для нас обеих.

Без лишних раздумий я проскользнула вверх по лестнице, нащупывая ногами путь наверх. Лужа теплого света разлилась внизу, поднимаясь во тьме — Хелен зажгла свечу и направилась к башне. Твердо решив ускользнуть от нее, я спешила изо всех сил, едва не споткнувшись о край халата, когда взбиралась по лестнице.

Я подбежала к двери Тибериуса и бросилась внутрь, едва золотой свет осветил ступеньку внизу. Я беззвучно закрыла дверь; Хелен не найдет призрака этой ночью.

Успешно ускользнув и от экономки, и от Хелен, я создала для себя новую проблему. Лежа на кровати в халате из черного шелка, Тибериус осматривал меня, прищурив глаза с тяжелыми веками, рот изогнулся в совершенно непристойной улыбке.

— Ну, моя дорогая мисс Спидвелл. Какой восхитительный сюрприз, — проворковал он, отбрасывая книгу, которую читал.

Я приложила палец к губам, чтобы убедить его замолчать. Я не знала, где была Хелен, она вполне могла быть за дверью.

— О, не волнуйтесь, — шепотом заверял Тибериус, поднимаясь с кровати и направляясь ко мне. Его губы касались моего уха, он взял меня за руку. — Я буду тихим или громким, как вам нравится. Я весь в вашем распоряжении, — сказал он.

И его губы прижались к моим.

Я признаю определенную расположенность с моей стороны к любовным усилиям Тибериуса. Между моим собственным здоровым либидо и навязанным непривычным, затянувшимся целомудрием, я созрела как слива на дереве. Да, меня действительно могли сорвать, если бы я не пришла в себя. Как бы я ни наслаждалась стараниями Тибериуса (у него были изящные, проворные пальцы и самый искусный язык, которые я когда-либо встречала!), я при этом думала только о Стокере и наших прерванных объятиях.

Стокер. Мысль о нем подтолкнула меня к инстинктивным действиям. Без малейшего сожаления я положила руки на грудь виконта, слегка оттолкнув его. По крайней мере, толчок намечался быть легким, но виконт упал спиной на коврик перед камином. Когда Тибериус восстановил дыхание, он сложил руки на худом животе и задумчиво посмотрел на кессонный потолок.

— Вам нужно было лишь попросить меня остановиться, Вероника. Я еще никогда не брал любовника против его или ее воли, и, конечно, не начну с вас.

Я протянула руку, чтобы помочь ему подняться.

— Прошу прощения. Полагаю, я толкнула сильнее, чем хотела.

Его светлость расправил свой халат, завязав пояс, который я рванула в момент безрассудного отступления.

— Тем не менее, мы подобрались гораздо ближе к цели, чем я ожидал. Еще две минуты, и держу пари, что вы не смогли бы остановиться.

Он налил в стакан виски и протянул мне, взял себе другой.

— Еще две секунды, и я бы не смогла остановиться, — исповедовалась я.

Я сделала большой глоток, чтобы успокоить нервы и убедить настойчивую похоть успокоиться. Он посмотрел на кровать и с сожалением повернулся к стульям перед камином. Тибериус сел на стул, скрестив длинные ноги.

— Подозреваю, что в этом виноват мой брат.

Я села на другой стул, опираясь ногами на все еще теплый камин.

— В этой области нет значительного прогресса, — призналась я.

— И никогда не будет, если мы станем лучшими друзьями, не так ли?

— Что-то вроде того.

Виконт улыбнулся, любопытно, что изгиб губ был лишен обычной насмешливости.

— Вы идете по жизни с надеждой, Вероника. Боже, как я вам завидую. Жизнь — жестокий бизнес, когда не на что надеяться.

Он покатал стакан между ладонями, глядя в янтарные глубины виски.

— Не пытайтесь вызвать у меня жалость, — фыркнула я. — Вы — красивый, богатый, привилегированный, как никто другой, и у вас есть хобби, чтобы развлечь и заинтересовать вас.

Тибериус изогнул бровь в мою сторону.