– Паоло – это кто?

– Местный повар. Ну что, отправляемся на поиски лошадей?

Мы усаживаемся в арендованную машину, и только тут приходит сообщение от Риз. Она с нами не едет – у нее на сегодня другие планы.

Стараясь не думать о том, что же получится в итоге со статьей, я поворачиваюсь к Эйми.

– Сегодняшний день мы проведем вдвоем – только ты и я.

– Лучше не придумаешь, – улыбается она.

Доехав до места, мы отправляемся вверх по той же тропе, по которой шли вчера с Риз. Погода выдалась замечательная. Над головой у нас голубое небо с редкими пятнами облачков. По пути мы обсуждаем мою предыдущую поездку в Испанию, которая заняла у меня несколько недель. Часа через полтора мы поднимаемся на гребень холма, и Эйми, охнув, хватает меня за руку.

– Смотри!

Прямо под нами, у подножия холма, тянутся деревенские домики с красными черепичными крышами. А на склоне пасется табун лошадей. Жеребец, кобылы и множество жеребят.

– Какие же они красивые! – восклицает Эйми.

Включив камеру, я проверяю заряд батареи, после чего – на всякий случай – кладу в карман запасную. Если повезет и вечером мы все-таки встретимся с Риз, я покажу ей свои фотографии.

– Я насчитала около тридцати голов, – говорит Эйми. – Это все?

– Это только один табун. Лет сорок назад здесь было больше двух тысяч лошадей. Сейчас осталось около пятисот.

– Правда? Что произошло?

– Хищники, браконьеры, плохие экономические условия. – Я настраиваю камеру. – Здесь не так уж много хороших пастбищ.

Эйми внимательно разглядывает лошадей.

– А мы не слишком близко от них? Это не опасно?

Я прикидываю расстояние до табуна. Метров пятьдесят.

– Все в порядке. Только не подходи ближе.

Достав из рюкзака одеяло, Эйми расстилает его на земле.

– Ну что, мне пора за работу, – говорю я.

Эйми кивает.

– Когда закончишь, покормлю тебя обедом.

Все утро я хожу вокруг табуна, делая снимок за снимком. Я пробую всевозможные ракурсы, играю со светом. Лошади подпускают меня на тридцать пять метров, после чего начинают нервно трясти гривами. Я снова отхожу подальше, чтобы они могли успокоиться. Под конец я устанавливаю камеру на штатив и делаю несколько панорамных снимков.

Потом я возвращаюсь к Эйми и присаживаюсь рядом с ней на одеяло. Она протягивает мне сэндвич с мясом и маринованными овощами. Такое чувство, что вкуснее я ничего в жизни не ел!

– Потрясающий день, – говорю я. – Лошади великолепны. А ты просто выше всяких похвал.

– Что, так оголодал? – смеется Эйми.

– Не то слово. Пожалуй, я буду брать тебя с собой в каждую поездку.

Эйми откладывает свой сэндвич.

– А тебе не приходило в голову, что я еще ни разу не видела, как ты работаешь?

– Да ты сотни раз видела меня за работой.

Эйми и правда не раз наблюдала, как я редактирую фотографии или общаюсь на выставке с потенциальными покупателями.

– Я никогда не видела, как ты снимаешь, – поясняет она. – Ты настолько поглощен работой, что не замечаешь ничего вокруг.

– Ты тоже, когда готовишь.

Солнце согревает землю, наполняя воздух ароматом сосен и сырой травы.

– Помнишь, что ты сказал мне в Мексике? – спрашивает Эйми.

– Я много чего тогда наговорил.

Щеки у Эйми розовеют. Вспомнила, должно быть, как я признался ей тогда в любви.

– Ты еще сравнил мою готовку с подлинным искусством. Сказал, что я – настоящий художник от кулинарии, поскольку лишь настоящий художник способен пробудить в людях эмоциональный отклик.

– Верно, – киваю я. – Да я и сейчас так думаю.

– Ну вот. Я могу сказать то же самое про тебя и твою работу.

– Спасибо. – Я целую Эйми в щеку, а потом ложусь на спину и подставляю лицо солнечным лучам. Хорошо бы лежать так долго-долго, ни о чем не думая и не беспокоясь. Но от назойливых мыслей никуда не деться. Неплохо бы пересечься где-нибудь с Риз, чтобы договориться насчет статьи. И Лэйси… при мысли о Лэйси меня охватывают недобрые предчувствия. Скоро домой, а я почти ничего не успел.

Я быстро сажусь и проверяю заряд фотокамеры.

– Отдохнули, пора и за дело.

– Думаешь, твои фотографии помогут Риз по-новому взглянуть на этот праздник?

– Хотелось бы верить. – Я меняю карту памяти. – Риз вчера спросила, что такого особенного в этих лошадях. Ведь их даже не назовешь по-настоящему дикими. Я ответил, что меня завораживает та связь, которая существует между жителями деревни и их лошадьми. Настоящий симбиоз двух видов. Но это лишь часть правды.

Эйми убирает остатки своего сэндвича в пакет.

– А в чем состоит вторая часть?

– Моей любимой книгой в детстве был «Черный скакун». Только не смейся, – добавляю я, когда на ее губах проступает улыбка.

– Я и не собиралась. Просто неожиданный, на мой взгляд, выбор.

– Ну да, было время, когда я запоем читал романы Кристофера Пайка и комиксы про Супермена, но суть не в этом. Мама тоже любила в детстве «Черного скакуна». Она читала мне на ночь по главе, потом мы закончили книгу, и я упросил ее начать сначала. Я прослушал эту историю раз сто, не меньше. Мама могла бы читать мне ее до бесконечности.

– А почему вы остановились?

– Я перестал просить. – Я кручу в руках травинку. – После того, как Сара попала в тюрьму, я стал больше времени проводить у Маршалла. Я ухаживал за его лошадьми, и это помогало мне забыть о домашних неприятностях… и помогало почувствовать себя ближе к матери.

Эйми смотрит на меня с загадочной улыбкой.

– Что такое? – смущенно улыбаюсь я в ответ.

– Ты ее испанский рыцарь, и ты же ее укротитель. В каком-то смысле твою маму можно было назвать неприрученной, и ты пытался справиться с этим. Пытался сделать все, что было в твоих силах. Если же она становилась совсем неукротимой, ты просто присматривал за ней. Когда ее не стало, в твоей жизни возникла пустота. Ты утратил смысл существования. Думаю, именно так будут чувствовать себя жители деревни, если лишить их этих лошадей.

– Интересная мысль. Если честно, мне такое и в голову не приходило… Ну, что у нас там на очереди – политика, новая энергия, дети?

Эйми бросает на меня испытующий взгляд. Я вздыхаю.

– Знаю, знаю. Я сам хотел отложить этот разговор, но… Ты действительно хочешь второго ребенка?

– Да.

– Это не побочный эффект от посещения больницы? От зрелища тех умилительных свертков?