Уже наступила ночь, а сна не было ни в одном глазу. Несколько раз я подходила к двери в реанимационный блог, но неизменно медсестра на посту строго запрещала мне открывать ее. И никто! Никто не мог мне ничего сказать про сына. Тогда как мне казалось, что от всех этих мыслей начинаю сходить с ума.

Максим, когда уезжал, настоятельно попросил меня поспать. Но разве смогу я уснуть?

В первом часу ночи позвонила свекровь. Звонок ее не напугал меня, разве что, удивил.

– Не знаешь, где может быть Стасик? – выпалила она в трубку. – У него отключен телефон. И дома его тоже нет.

– Лариса Денисовна, вы вообще человек? – даже не проговорила, а прошипела я в трубку. Злость разобрала такой силы, что даже на время отодвинула горе. – А вы не хотите поинтересоваться, как чувствует себя ваш внук? Или все, что вас интересует в этой жизни, вы и ваш драгоценный сынок?!

– Да как?!. – повисла пауза. – Как там Глеб? – с заметным усилием выдавила из себя она.

– Перестаньте притворяться, – устало вздохнула я. Злость улетучилась, возвращая на место вселенскую печаль. – Странно, что Глеб перестал быть вашим внуком, как только мы разошлись с его отцом.

– Не говори ерунды! Я люблю Глебушку!

– Никого вы не любите. Я не знаю, где Стас. Мне это совершенно не интересно. Спокойной ночи.

Я отключилась, бросив телефон на кровать. Вот уж точно, говорить со свекровью – все равно, что метать бисер перед свиньями.

Снова решила наведаться к реанимации. Почему-то мне казалось, что чем ближе я нахожусь к сыну, тем легче ему становится. Была бы моя воля, легла бы на пороге палаты, где он сейчас, и куда меня не пускают.

Медсестра на посту задремала. Не тратя время на размышления, подчиняясь секундному импульсу, я скрылась за дверью реанимации. Коридор пустовал, но в какой из палат Глеб? Всего я их насчитала четыре.

Не успела я открыть дверь в первую палату, как из сестринской вышла медсестра.

– Вы что тут делает?! – подлетела она ко мне. Голос не повышала, но в шепоте ее было столько строгости, что мне стало стыдно.

– Я только хотела взглянуть на сына. Хоть глазком…

– Нельзя! Правила для всех одинаковые. Идите спать. Завтра будет врач, он вам всё и расскажет.

– Но скажите хотя бы, как он? – взмолилась я, чувствуя, как глаза заволакивает слезами.

– Сейчас вас сын спит. Его ввели в медикаментозный сон. Все необходимые реанимационные мероприятия мы провели, как и подключили его к аппаратам. За ним ведется пристальное наблюдение, не волнуйтесь. О малейшем изменении нам сразу станет известно. Но ничего такого пока нет. Завтра, когда мы его разбудим, появится ясность. Врач вам все расскажет…

Все это медсестра говорила мне, провожая из реанимационного блока. За дверью грозной тирадой меня встретила постовая медсестра. И мне ничего не оставалось, как вернуться в свою палату, где я еще долго маялась без сна. Сморило меня уже под утро. Кое-как застелив постель, буквально провалилась в сон – беспокойный, болезненный. Да и чувствовала я себя больной и разбитой. Наверное, уснула скорее чтобы не сойти с ума от неизвестности.

Проспала я часа три, не больше. Пробудили меня звуки просыпающейся больницы – лязг ведер, хлопанье дверей, чьи-то голоса… Наступило утро, вернув мне все чувства, которые уснули вместе со мной на короткий промежуток времени.

Еще не было и восьми, когда пришел Максим.

– Привет! Ты как? – вошел он в палату. – Есть новости?

– Пока нет. Врач будет ближе к девяти. Потом сделает обход. И только после этого я смогу с ним поговорить. Так сказала медсестра…

– Всё будет хорошо, вот увидишь, – опустился Максим рядом со мной на кровать. – И я тебе принес кофе с пирожками, – поставил он на кровать бумажный пакет.

– Не хочу…

– Надо, Алёнушка, – настойчиво перебил меня он. – Ты когда ела в последний раз?

А и правда… Я напрягла память. Получалось, что вчера, когда обедала с Диной. Тогда и начался весь этот кошмар.

– Ешь через не хочу, чтобы были силы, – вручил мне Максим румяный пирожок и стакан с еще горячим кофе. – А я тебе пока расскажу новости.

– А они есть? – горько усмехнулась я, откусывая от пирожка. Был он с картошкой и довольно вкусный. Я даже почувствовала отдаленно намек на аппетит.

– Сегодня твой муж подаст документы на развод. Ты ведь сама еще этого не сделала? – посмотрел на меня Максим.

– Не успела.

Как раз на этой неделе я и собиралась заняться всей этой волокитой.

– Ну значит, это сделает он, как более свободный, – кивнул Макс. – Всё имущество, нажитое в браке, будет поделено поровну между супругами. Никаких претензий на сына с его стороны не будет. Захочешь, разрешишь им видеться после развода. Не захочешь… – он замолчал.

Видно, в этот момент мы с ним думали об одном и том же. Меньше всего меня сейчас волновали бракоразводные дела. Главное, чтобы поправился Глеб. Но за заботу Максиму я, конечно же, была благодарна.

– И еще… Тебе отойдет половина от его доли в бизнесе. Думаю, это справедливо, – добавил Макс.

– Даже так? – усмехнулась я. И как это Стас согласился?..

Я замолчала, осененная мыслью. Только сейчас до меня дошло, что добровольно на такие условия Стас не пошел бы ни за что. До сих пор у меня в ушах звенели его угрозы.

– Как ты заставил его? – взглянула я на Макса.

– Поговорил по душам, – дрогнули его губы в улыбке.

– Ты же с ним ничего не сделал? – вспомнила я ночной звонок свекрови.

– Не переживай – он жив и здоров. Но с сегодняшнего дня он больше не причинит тебе никаких хлопот, как и не объявится на твоем горизонте. Встретитесь вы с ним в суде. А все дела с ним будет решать мой адвокат.

– Чудо какое-то, – пробормотала я, не веря ни единому слову Максима. Но и вникать в подробности сейчас мне тоже не хотелось.

В половине девятого пришел лечащий врач Глеба. Первым делом он справился о состоянии пациента и принес нам с Максимом новости, которые стали вторым чудом за сегодняшнее утро.

– Вашему сыну повезло. Не иначе, как родился он в рубашке, – с порога сообщил врач. – От удара его выбросило на обочину, на землю. Аккурат между деревьями, как сообщил мне врач скорой помощи. Голова практически не пострадала. Есть легкое сотрясение, но оно пройдет быстро. Хуже дело обстоит с ногой, есть перелом, но без смещения, что тоже удивительно. Множественные ушибы. Но! – поднял врач палец. – Внутренности не пострадали, как показал снимок. И ребра тоже целы. Очень и очень редкий случай при ударе такой силы. У вашего сына хороший ангел хранитель, – с улыбкой закончил врач.

У меня же уже вовсю струились по щекам слезы. Но сейчас это были слезы радости.

Через час Глеба перевели из реанимации в палату интенсивной терапии. Все это время Максим оставался в больнице со мной.

В палату к сыну меня пустили одну. Выглядел Глеб ужасно, временами морщился от боли.

– Мама… – слабо улыбнулся он мне. – Привет…

– Привет, – я осторожно поцеловала его в щеку. – Как ты себя чувствуешь?

– Спать хочется, – признался сын. – И нога болит. Но не сильно. И дышать трудно. А так ничего, нормально…

– Что случилось? – спросила я сына.

– Папа забрал меня из школы. С урока. Сказал, что бабушка умирает и хочет попрощаться.

Я расстроился. Хотел позвонить тебе. Папа сказал – не надо. И телефон