Сержант выглянул из-за забора крайнего дома и увидел, что часть узкого шляха хорошо видна пулемётчикам, стоящим возле моста. Поэтому пришлось двигаться по бездорожью ещё около километра.

Ровная со стороны, степь оказалась усеяна глубокими норами сусликов или ещё каких-то мелких животных. Возле каждой дыры торчал невысокий холмик земли, выброшенной зверьком на поверхность. Эти препятствия ужасно мешали мотоциклу с коляской. То колесо влетит и ямку, то двигатель врежется в кочку из слежавшейся почвы, то низкий прицеп на ней прочно засядет.

Наконец, дорога свернула налево и ушла из-под прицела фашистов. Бойцы навалились на «BMW» и достаточно бодро выкатили его на пыльный просёлок. С облегчением разогнули уставшие спины. Оглянулись назад и посмотрели на оставленную ими станицу.

Со стороны реки послышалась длинная очередь. Похоже, что бил Николай. Спустя десяток секунд ему ответил второй пулемёт, потом третий, четвёртый. Какое-то время шла перестрелка, затем грохнули миномётные взрывы.

Над домами деревни поднялись клубы дыма и пыли. Они встали столбом в жарком воздухе. Объединились в тёмное облако и застыли на месте, как причудливый гриб-дождевик великанских размеров.

Пальба постепенно утихла, а над пустою станицей повисла невероятная тишь. Смолкшие от шума кузнечики вновь взялись за свои лёгкие скрипочки и принялись выводить однообразные трели.

Олег снял пилотку. Размашисто перекрестился и глухо сказал:

– Прощай, Николай.

Павел был комсомольцем с четырнадцати лет. С детства не верил ни в бога ни в чёрта, но, оказавшись на фронте, стал иногда вспоминать Вседержителя. Когда рядом рвутся снаряды и мины, по-другому смотришь на жизнь и Всемогущую сущность.

В родной деревне он слышал от старых солдат, воевавших в германскую: «На войне нет атеистов, все верят в Бога». Тогда он возмущался, а теперь призадумался над этим вопросом. Вот и сейчас он не стал говорить, как сказал бы неделю назад: мол, как это так, сержант молодой человек, а крестится, словно старая бабка?

Вместо привычных комсомольских упрёков, он обнажил бритую голову и молча стоял возле своего командира. Сказал себе, что Олег уже третий за последние дни, а всех, кто был рядом на фронте, даже трудно припомнить. Они прошли мимо большой чередой и сгинули в бушующем горниле войны.

Тут поневоле задумаешься: всё ли так просто, как говорят коммунисты? Ведь одни гибнут ни за что ни про что, а другие остаются в живых при любых передрягах. Как он сам, например. Что это? Простое везение или что-то другое?

Олег надел пропотевший убор на макушку. Повернулся к напарнику и сообщил:

– По моим прикидкам, мы отъехали от реки больше чем на два километра. Вышли из зоны видимости фашистов, и их пули нас здесь уже не достанут. Так что, давай заводи и двигай к дороге.

Павел откинул кикстартер. Ударил по рычажку правой ногой, а ладонью крутанул ручку газа. Двигатель тотчас отозвался. Уверенно взрыкнул и затарахтел на одной ноте. Парень перекинул правую ногу через седло. Уселся сверху, как на коня, и взялся за руль.

Сержант устроился на заднем сиденье. Немного поёрзал и отдал команду:

– Поехали, Павел! Полный вперёд.

Щёлкнула передача, переключённая парнем. Мотоцикл плавно тронулся с места и пошёл по накатанной колее. Большую часть пути от батальона к станице Павел сидел на телеге, везущей снаряды. Чутко дремал и не следил за просёлком до тех пор, пока их отряд не наткнулся на фрицев. Лишь после начала стрельбы он сразу проснулся, а после коротенькой стычки стал вертеть головой и смотреть в разные стороны.

Сержант шёл всю дорогу пешком. По давней пехотной привычке запоминал все приметы окружающей местности и теперь действовал, как проводник. Говорил, куда ехать, когда и где нужно сворачивать.

Обер-лейтенант подошёл к разбитому взрывами мосту и надолго задумался: «Судя по тому, что первый танк ушёл в воду весь целиком, от траков до башни, да так, что не видно ни того ни другого, глубина здесь больше трёх метров. Значит, перейти на ту сторону вместе с оружием нам не удастся. Искать брод очень долго. Земля по левому берегу топкая. Поэтому добраться до мелкого места тоже будет проблемой».

Офицер вернулся к куче корявых стволов, принесённых с болота стрелками и сложенных на конце узкой насыпи.

Взглянул на спиленные деревца толщиной в руку мужчины и отметил, что они слишком тонкие и очень короткие.

Не брёвна, а обычные жерди, годные лишь на разную ерунду. Например, для постройки тех странных заборов, что в России ставят крестьяне вокруг своих жалких участков.

Можно связать из них несколько маленьких плотиков, но растения всю жизнь провели на болоте. Они такие сырые, что со срезов сочатся крупные капли древесного сока.

Брось такую лесину в ближайшую реку, и ещё не известно, поплывёт ли она или сразу утонет. А если удержится на поверхности, то вряд ли сможет нести на себе хоть сколько-то груза. Так что плоты отпадают. Слишком долго мы будем переправляться всей ротой.

Можно собрать тех стрелков, что умеют плавать, как рыбы, и отправить с винтовками на противоположную сторону. Пусть развалят там две-три избы. Принесут брёвна на берег и свяжут из них большие плоты.

Но сколько нужно солдат для такой тяжелой работы и как долго они станут возиться, пока сделают всё, что нам нужно? А если нагрянут советские части? Что будут делать стрелки там в одиночку? Их перебьют за пару минут, а мы не сможем им толком помочь.

Остаётся один вариант – мостик, подвешенный на канатах. Тросов у нас на машинах достаточно. Перебросим через дыру, пробитую в настиле снарядами. Привяжем к ним тонкие жерди и перейдём на ту сторону».

Обер-лейтенант дал несколько громких команд, и работа вовсю закипела. Пока часть стрелков строила мостик, другие следили за берегом, на котором засели враги. Несколько расчётов стояли у пулемётов и миномётов и были готовы открыть огонь, едва кто-то появится на той стороне.

Между тем станица словно бы вымерла, и оттуда не доносилось ни звука. Не бухали выстрелы, не мычали коровы, не блеяли овцы. Лишь один раз кто-то мелькнул поперёк пыльной улицы. Но кто это был, толком никто не успел рассмотреть. Дали очередь для острастки и успокоились. А кто там бежал, неизвестно. То ли солдат вражеской армии, уцелевший после обстрела, то ли местный крестьянин, то ли просто большая собака.

Наконец возня с новым мостом завершилась. Солдаты, что вязали жерди к канатам, вернулись назад. Подняли с досок грязную форму, которую сняли перед началом работы, и принялись одеваться. Это оказалось не так просто, как раньше.

Оказавшись на солнце, жидкая грязь быстро засохла и затвердела. Ткань встала колом, и стрелкам приходилось разминать гимнастёрки и галифе, перед тем как натянуть на себя. После того как они это сделали, все стали похожи на неведомых чудищ, вылезших из преисподней. Цвет волос и одежды мерзко-коричневый. Лица и руки в разводах и ряске. Да ещё вонь гадкой тины слышится метра за три, а то и четыре.