– Ребята, – первым решил высказаться Стас, взяв со своей тарелки кусок пиццы. – Я думаю, мы все делаем правильно. Мы проверили почти все временные интервалы, кроме тех восемнадцати лет. А это самый темный период. Не знаю, к чему там этот цилиндр и трость, но ответ точно в тридцатых годах прошлого века.

– Да, – поддержал его Митька, поедая шаверму. – Я много чего в Интернете начитался. Когда был только театр, много писали о его директоре. Или он как-то иначе называется…

– Художественный руководитель, – подсказала Ксюша.

– Вот! Этот самый руководитель, он тоже бывший актер. Его в театре очень любили. Он заботился о своих актерах. И о драматических, и о певцах. У него была своя труппа, которая исполняла оперы. А вот танцоров не было. Пишут, что он ставил какие-то смелые постановки и это не нравилось властям.

– Вот как? – искренне удивился Стас. – В то время это было очень опасно. Могли с должности снять. А то и посадить.

– Его и сняли, – подтвердил тут же Митька. – В… Сейчас скажу. Вот! В тысяча девятьсот тридцать шестом. Там какое-то дело было. Подозревали в чем-то нескольких человек из труппы. И его. Но потом обвинение то ли сняли, то ли еще что-то случилось. В общем, по окончании сезона труппу отправили на гастроли, а его сняли.

– Может, наша история как-то с этим и связана? – предположила Ксюша. – А не у кого подробнее узнать?

– На форуме ссылаются часто на какого-то краеведа, – заметил Митька. – Типа он много по этой теме знает. Его статьи цитируют. Он изучает именно этот период и репрессии против деятелей культуры.

– Его фамилия случайно не Карпинский? – поинтересовалась Полина.

– Он самый! – подтвердил Митька.

– Надо же везение какое! Представляете, я так расстроилась, что ничего в библиотеке не нашла. А девчонки-библиотекари, они же меня давно знают, посочувствовали и дали контакты этого самого краеведа. Я им говорила еще, что мне другой период интересен. А они советуют: к нему сходи, может, он еще кого подскажет.

– И правда, повезло, – согласился Стас. – Завтра же надо с ним повидаться.

– Я и собиралась, – призналась Полина. – И еще все-таки опять зайду в библиотеку, досмотрю газеты за те самые восемнадцать лет.

– Но это несколько часов займет, не меньше, – заметил ей друг. – Давай к краеведу я зайду? А ты в библиотеку. Или наоборот.

– Иди ты к нему, – решила Полина.

– А я в театр завтра, – напомнила Ксюша. – К их художественному руководителю, говорят, она очень за родной театр болеет, может, что и знает. И надо с неким Феликсом повидаться. Если он из театральной семьи и наследственный актер, тоже может помочь.

– А я можно ни с кем завтра встречаться не буду? – робко спросил Митька. – Я еще в Интернете поищу. Надо же понять, что это за маскарад с цилиндром.

– Маскарад! – Ксюша отложила свой кусок пиццы и села ровно. – А может… Ребята, есть мысль! С этим цилиндром, возможно, все просто. У нас дело происходит в театре! До тридцать восьмого года это, по сути, была одна труппа. И певцы, и актеры. Почему бы одному из артистов не пройтись в антракт до соседней певучей сцены? Прямо в сценическом костюме!

– Точно! – обрадовалась Полина. – Он актер! Да у нас большая часть репертуара по русской классике стабильно. Золотой век литературы приходится как раз на девятнадцатый век!

– Вот! – Стас тоже улыбался. – Трость и цилиндр идеально подходят к такому костюму! Онегин, к примеру. Или Чичиков…

– Печорин! – выдал Митька. – Это вечная премьера театра. Я читал, они уже сто лет «Героя нашего времени» ставят. Ну, постановки разные, а тема всегда эта.

– По-моему, это гениальная догадка, – выразил общее мнение Стас. – И многое объясняет. Я сейчас об эмоциях. То, что связано с призраком.

– Лично я испытала странное чувство страха, – вспомнила Ксюша. – И какое-то ожидание потери. Такое двойственное впечатление. И как будто что-то делать надо, что страшно совершить, а не делать еще хуже. И боль за близкого человека.

– То же самое говорили и вчерашние свидетели, кто был ближе к ложам. – Митька поморщился, вспоминая свое общение с этими людьми. – Кроме режиссера, Владимира и Анны.

– В этом особенная странность, – заметил Стас. – Когда я был рядом с ним… С призраком. Там тоже чувствуется его страх. Он шел на смерть сознательно и очень боялся. Но! Еще больше он боялся этого не сделать. Как я понял, его жене грозила опасность. Если он не… Если он не умрет. И еще кому-то близкому. Отцу или еще какому-то родственнику. Так что свидетели эти эмоции и поймали. А вот Анна и ее муж… Вот что непонятно.

– Помните, что я говорил? – спросил Митька. – О руководителе театра? Ну, тогда, в тридцатые. Которого сняли. Его подозревали в… – он сверился с планшетом. – В контактах с врагами советской власти. И руководителя, и еще несколько человек из труппы.

– Похоже, это реально наша история, – согласилась Полина. – Но как его смерть могла спасти кого-то?

– Может, этот руководитель родственник нашего призрака? – предположила Ксюша. – И… Наверное, я последний романтик, но если в тот вечер Снегурочку исполняла его жена?

– А ведь это версия! – подумав, обрадовался Стас. – И она знала, что он задумал. Он шел прощаться! А она его ждала!

– Отсюда и эта грусть, – задумчиво продолжила Полина. – Помните, Анна говорила? А ее муж просто очень с ней связан эмоционально. Ему тоже передалось. Но почему призрак так сильно влияет на Анну? Как та история могла перенестись на нее?

– Вот это мы должны выяснить. – Стас устал, это было видно, да и говорил он уже неохотно. – И версию эту легко будет проверить. Просто поговорим с людьми в театре и с тем краеведом. Уж историю репрессий актеров наверняка знают.

– И если руководитель театра родственник погибшему, а тогда выступала его жена, – Митька перечислял свои «если», попутно загибая пальцы на руке, – то мы быстро его найдем.

– По поводу состояния Анны тоже можно ее же и спросить, – разумно рассудила Полина. – И нам останется ответить лишь на один, но самый важный вопрос: как дать почти столетнему призраку то, что он хочет? И что это вообще может быть.

Полина опять была в любимой библиотеке. И опять, натянув уже порядком раздражающие нитяные перчатки, перебирала тонкие старые газетные листы. В этот раз она решила начать с тридцать восьмого года и двигаться в обратном направлении – к двадцатому.

Очень быстро отыскалась статья на целый разворот об открытии филармонии. В ней было все. И неприкрытая лесть тогдашнему руководству города за такой подарок пролетариату, про нового директора, активно собирающего таланты. Критика бывшего художественного руководителя театра с его несовременными, прозападными взглядами. Без обиняков объяснялось, что, если бы не этот недальновидный человек, по ошибке занявший такую должность, филармония уже существовала бы целых два года. Фамилия врага культурного пролетариата была Маев.