медленно пытается сформировать полную картину, которой была Хейвен Торрес, с маленькими кусочками головоломки, которые она бросала в мою сторону.

Я так мало знал о ее жизни. Только несколько деталей, которые она рассказала, казалось бы, случайным образом. Она выросла в бедности. Ее спасла, в каком-то смысле, во всяком случае, добрая пара, у которой был сад на крыше. Она работала в продуктовом магазине, чтобы приносить домой здоровую пищу. У нее был безрассудный брат, который, как я мог только предположить, вырос точно так же, как и она, только, возможно, без помощи сада на крыше, за которым нужно ухаживать. Или эмоциональных преимуществ, которые этот сад, очевидно, предоставил Хейвен: ответственность, дар доверия.

И теперь она кое-что знала обо мне. Я не знал, что говорили сплетники, но я знал, что то, что было в интернете, едва касалось поверхности и определенно не дало бы ей полной картины.

— Ты герой, — тихо сказала она. — Ты убил бандита, который мог убить так много других людей.

Показательный пример.

Я сделал это. Но я также сделал многое другое.

Я молчал добрую минуту. Хейвен ждала, не говоря ни слова.

— Я раньше плавал вон там, — сказал я, указывая через озеро, слегка прищурив один глаз, пытаясь разглядеть небольшой общественный пляж на краю того, что было землей моего дяди Натана, а теперь принадлежало Арчеру. Это была общественная собственность, но не так много людей знали об этом, и поэтому, по сути, это была частная территория, которая была полностью предоставлена моим друзьям и мне. — Арчер живет на краю этого пляжа, — объяснил я, — и большую часть его жизни он провел там, по крайней мере, со времен… несчастного случая. Когда он потерял голос. Я обычно шумел, чтобы он услышал меня и моих друзей, а потом издевался над ним, когда он приходил посмотреть на нас с деревьев.

Я почувствовал на себе пристальный взгляд Хейвен, но не поднял глаз, чтобы посмотреть на нее.

— Почему? — негромко спросила она, и я услышал тихую нотку удивленного неодобрения в ее голосе.

— Потому что я ревновал. Я хотел, чтобы ему было так же больно, как мне. — Я снова сделал паузу. Зачем я ей это рассказываю? Я никогда не говорил об этом. Никогда. — В тот день, когда умер наш отец, он уезжал из города с Арчером и матерью Арчера, чтобы начать новую жизнь, подальше отсюда. — Подальше от меня. — Я хотел, чтобы Арчеру было больно, — продолжил я, — потому что независимо от того, что он потерял, у него была любовь нашего отца — в самом конце наш отец выбрал его, а не меня. Это было все, чего я когда-либо хотел, и не было никакого способа вернуть это, потому что он ушел.

Наверное, это было правильно, что я сидел здесь, чувствуя себя немного грустно и потеряно, а он был тем, кому уютно в его милом доме на другом берегу озера, его окружала любовь семьи, все его мечты сбылись.

Кармическая справедливость и все такое. Неудивительно, что карма не улыбнулась мне сверху вниз.

Хейвен смотрела на озеро, выражение ее лица было грустным и задумчивым, но когда она повернулась в мою сторону, я также увидел сочувствие.

— Я понимаю это, Трэвис, — сказала она мне, тихо вздохнув. — Больше, чем ты можешь себе представить. — Она помолчала секунду, задумчиво склонив голову набок. — Может быть, ужасная правда о любви заключается в том, что, когда уходит, она оставляет в твоем сердце такую большую дыру, что, кажется, ее никогда и ничто не заполнит. Мысль о том, чтобы снова рисковать, кажется фатальной. Человеческое существо не может потерять так много от себя и все же выжить. И поэтому ты отчаянно пытаешься заполнить его вещами, которые никогда не справляются с этой задачей. Вещами, которые иногда причиняют боль другим людям, — тихо закончила она.

Ее слова заставили мое сердце сжаться. И я задался вопросом, говорит ли она в целом… или о себе. Или, может быть, немного того и другого.

— Тебе причинили боль, — сказал я. Она рассказала мне немного, но ее слова заставили меня думать, что было гораздо больше.

Но она улыбнулась и махнула рукой, как бы отметая серьезность, которую она, очевидно, услышала в моем тоне.

— Конечно. Жизнь причиняет боль всем нам, как в большом, так и в малом смысле. Но что касается тебя, Трэвис, Арчер и Бри, очевидно, пригласили тебя в свою жизнь не просто так. Ты извинился, и твой брат простил тебя. И как бы ты не преуменьшал это, в тот день ты был героем. Гордись этим.

Я издаю смешок, лишенный юмора.

— Ты слишком высокого мнения обо мне. Ты не знаешь всех подробностей. Если бы ты знала…

Если бы ты знала, ты бы не сидела здесь, на этом крыльце, со мной, разговаривая мягко и по-доброму, потому что чувствуешь, что мне нужен друг.

Я вдруг понял, что хочу, чтобы эта женщина узнала меня. Но с осознанием этого пришел страх, потому что, если бы она действительно узнала меня, если бы она узнала все, что я говорил и делал, не как ребенок, не как подросток, а как взрослый, который должен был знать и делать лучше, она бы с отвращением отвернулась.

— Мы все совершаем ошибки, Трэвис, — сказала она. — Но мы должны заново создать себя. И если новая версия будет лучше, это значит, что мы чему-то научились и выросли.

— Так просто?

— Нет. — Она тихо рассмеялась. — Нет, не так просто. Но… но я думаю, оно того стоит.

Я посмотрел на нее.

— Ты говоришь так, как будто знаешь кое-что о том, как заново создать себя.

— Я знаю о попытках. И неудачах. И новых попытках. В основном, именно об этом и идет речь в этой поездке. Создать себя заново. Начать с чистого листа. — Она выглядела обеспокоенной, как будто сомневалась в вероятности того, что это произойдет.

Птица спикировала над водой и так же быстро взмыла вверх, мягко хлопая крыльями в неподвижном ночном воздухе, оставляя за собой водяные брызги. Когти птицы были пусты. Что бы она ни заметила под гладкой поверхностью воды, этому удалось ускользнуть.

— Откуда ты знаешь, что нужно изменить и за что держаться? — спросил я.

Есть ли во мне хорошие и ценные стороны или я отбросил все это и начал полностью с нуля? И если это так, то как, черт возьми, можно это сделать?

Особенно в маленьком городке, где истории стали легендой, а каждая похороненная тайна в конце концов всплывает на поверхность.

Если