Во-первых, для их соседей нельзя дать общего правила (случаи так изменчивы), кроме одного, которое всегда действовало — а именно, чтобы князья держали должную стражу, чтобы никто из их соседей не разрастался настолько (путем увеличения территории, охвата торговли, подходов и т. п.), чтобы стать более способным досаждать им, чем они были…. — Во время триумвирата королей, английского короля Канга Генриха VIII, короля Франции Франциска I и императора Карла V, велось такое наблюдение, что ни один из трех не мог завоевать ни пяди земли, но два других сразу же уравновешивали ее либо конфедерацией, либо, если нужно, войной, и ни в коем случае не брали мир на интерес; Так же поступила и та Лига (которая, по словам Гиччардина, обеспечивала безопасность Италии), заключенная между Фердинандом, королем Неаполя, Лоренцием Медичем и Людовиком Сфорсой, владыками, один из которых был из Флоренции, а другой из Милана.

Союзы, которые Франциск I заключил с Генрихом VIII и турками, чтобы помешать Карлу V Габсбургу стабилизировать и расширить свою империю, являются первым современным примером масштабного баланса сил между альянсом и одной нацией, стремящейся установить универсальную монархию. Во второй половине семнадцатого века Людовик XIV Французский взял на себя роль, которую до него играли Габсбурги, и вызвал аналогичную реакцию среди европейских государств. Вокруг Англии и Нидерландов были созданы союзы с целью защиты европейских государств от французского господства и установления нового баланса сил между Францией и остальной Европой.

Войны против Франции 1789 года и против Наполеона демонстрируют одну и ту же картину: одна доминирующая нация стремится к мировому господству, а ей противостоит коалиция наций, стремящихся сохранить свою независимость. В манифесте, которым первая коалиция начала эти войны в 1792 году, говорилось, что «ни одна держава, заинтересованная в поддержании баланса сил в Европе, не может равнодушно смотреть на то, как Королевство Франция, которое в свое время составляло столь важный груз в этом великом балансе, подвергается впредь внутренним волнениям и ужасам беспорядка и анархии, которые, так сказать, разрушили ее политическое существование». И когда эти войны достигли своего завершения, намерением союзных держав, по словам Парижской конвенции от 23 апреля 1814 года, было «положить конец страданиям Европы и основать ее покой на справедливом перераспределении сил между нациями, из которых она состоит», то есть на новом балансе сил. Коалиции, которые вели Вторую мировую войну против Германии и Японии, были обязаны своим существованием общему для всех их членов страху перед империализмом последних, и они преследовали одну и ту же цель — сохранить свою независимость в новом балансе.

б) Альянсы, контр-альянсы

Если привести лишь несколько наиболее важных примеров, то коалиция которая вела Тридцатилетнюю войну под руководством Франции и Швеции, с одной стороны, и Австрии, с другой, стремилась содействовать империалистическим амбициям, особенно Швеции и Австрии, и в то же время сдерживать эти амбиции. Несколько договоров, урегулировавших дела Европы после Тридцатилетней войны, пытались установить баланс сил, служащий последней цели. Многочисленные коалиционные войны, заполнившие период между Утрехтским договором 1713 года и первым разделом Польши в 1772 году, все пытались сохранить баланс, который был установлен Утрехтским договором и который упадок шведского могущества, а также рост силы Пруссии, России и Великобритании стремились нарушить. Частые изменения в расстановке сил, даже во время войны, ставят историков в тупик и заставляют считать восемнадцатый век особенно беспринципным и лишенным моральных устоев. Именно против такой внешней политики предостерегало американский народ «Прощальное послание» Вашингтона.

Однако период расцвета этой внешней политики был золотым веком баланса сил как в теории, так и на практике. Именно в этот период была опубликована большая часть литературы о балансе сил, и принцы Европы смотрели на баланс сил как на высший принцип, которым они должны были руководствоваться в своей внешней политике. Это правда, что они позволяли себе руководствоваться им для продвижения своих собственных интересов. Но, поступая таким образом, они неизбежно меняли сторону, разрушали старые союзы и создавали новые, когда им казалось, что баланс сил нарушен и для его восстановления необходима перестановка сил. В тот период внешняя политика действительно была спортом королей, к которому относились не более серьезно, чем к играм и азартным играм, которые велись по строго ограниченным ставкам и были полностью лишены каких-либо трансцендентных принципов.

Поскольку такова была природа международной политики, то, что в ретроспективе выглядит как предательство и безнравственность, тогда было не более чем элегантным маневром, смелой стратегией или тонко продуманным тактическим ходом, выполненным в соответствии с правилами игры, которые все игроки признавали обязательными. Баланс сил того периода был скорее аморальным, чем безнравственным. Технические правила искусства политики были его единственным стандартом. Его гибкость, которая была его особым достоинством с технической точки зрения, была тогда результатом невосприимчивости к моральным соображениям, таким как добросовестность и лояльность, моральный недостаток, который нам кажется заслуживающим упрека.

С момента зарождения современной государственной системы на рубеже пятнадцатого века и до окончания Наполеоновских войн в 1815 году европейские страны были активными факторами в балансе сил. Турция была единственным заметным исключением. Для поддержания баланса или его восстановления создавались союзы и контрсоюзы. Век с 1815 года до начала Первой мировой войны ознаменовался постепенным превращением европейского баланса сил в мировую систему. Можно сказать, что эта эпоха началась с послания президента Монро Конгрессу в 1823 году, содержащего то, что известно как доктрина Монро. Провозгласив взаимную политическую независимость Европы и Западного полушария и тем самым разделив мир, как бы, на две политические системы, президент Монро заложил основу для трансформации европейской в общемировую систему.

Эта трансформация была впервые четко предусмотрена и сформулирована в речи, которую Джордж Каннинг в качестве британского министра иностранных дел произнес в Палате общин 12 декабря 1826 года. Каннинга критиковали за то, что он не вступил в войну с Францией, чтобы восстановить баланс сил, нарушенный французским вторжением в Испанию. Чтобы обезоружить своих критиков, он сформулировал новую теорию баланса сил. Через посредство признания Британией их независимости он включил недавно освобожденные латиноамериканские республики в качестве активных элементов баланса. Он рассуждал следующим образом:

Но не было ли других средств, кроме войны, для восстановления баланса сил? — Является ли баланс сил фиксированным и неизменным стандартом? Или это не стандарт, который постоянно меняется по мере развития цивилизации, появления новых наций и занятия ими места в устоявшихся политических сообществах? Полтора века назад баланс сил должен был регулироваться между Францией и Испанией, Нидерландами, Австрией и Англией. Через несколько лет после этого Россия заняла свое высокое место