Так мы приходим к парадоксу миграции. Отдельные мигранты получают огромную выгоду от миграции, обеспечивающей резкий прирост производительности. Однако мигранты в целом заинтересованы именно в том, что является наиболее пагубным в индивидуальном плане: в создании препятствий к миграции.

Мигрантам достается львиная доля прибыли от прироста производительности, вызванного миграцией, и этим очень щедро окупаются первоначальные затраты на переселение. Но не связано ли пребывание в культурно чужеродном окружении с дальнейшими издержками? Как и в случае с чистым воздействием миграции на коренное население, при наличии соответствующих данных мы можем обратиться к такому совокупному критерию экономических выгод и социальных издержек, как счастье. Не все согласны с тем, что счастье – хороший показатель благосостояния. Исследования говорят о том, что при превышении некоего скромного порога дальнейший прирост дохода не порождает устойчивого роста счастья, хотя и дает временный эффект: выигрыш в лотерею приносит ощущение счастья, однако через несколько месяцев это чувство угасает. Если применить эту концепцию к миграции, то получится, что типичный мигрант, попавший из бедной страны в богатую, испытывает чрезмерный прирост дохода, резко превышающий порог счастья. Согласно экономике счастья, первые несколько тысяч долларов приводят к росту счастья, но дальнейшее возрастание доходов уже не оказывает такого эффекта. По превышении этого порога дальнейший рост счастья вызывается социальными факторами: брак, дети, друзья – вот из чего складывается счастье, а не из размера жалованья. Миграция однозначно влияет на эти социальные факторы, но лишь негативным образом. Семьи разделяются; мигранту приходится жить в культурно чужеродном окружении. Он может слушать радиопередачи из родной страны, окружить себя друзьями из диаспоры и ежегодно ездить домой, но каждый лишний день пребывания вдали от родины может делать его все менее счастливым. Счастье, признаваемое как пригодный к использованию показатель качества жизни, удобно для нас тем, что оно учитывает как рост доходов, так и немонетарные психологические издержки, представляя собой чистый итог действия противоположных сил.

Однако счастье не единственная альтернатива доходу как мера благосостояния. Некоторые экономисты предпочитают такой подход, как «шкала жизни»: опрашиваемых просят оценить свою жизнь по десятибалльной шкале, нижняя отметка которой соответствует самой плохой жизни, какую только можно себе представить, а верхняя – самой хорошей. Такая оценка благосостояния, которую дают сами опрашиваемые, более последовательно повышается по мере роста дохода, и потому совсем не обязателен вывод о том, что прирост дохода, обеспечиваемый миграцией, избыточен в плане повышения благосостояния.

В принципе, и счастье, и «шкалу жизни» можно использовать при рассмотрении вопроса о том, повышает ли миграция благосостояние мигрантов. Существуют многочисленные научные исследования, посвященные оценке этих показателей, но к сожалению, методы, применяемые в этих исследованиях, не отвечают строгим требованиям в смысле надежности результатов. Например, в нескольких работах показано, что мигранты в большинстве своем менее счастливы, чем коренное население принимающих их стран. Но далее нам предлагается поверить, что эти люди могли бы быть более счастливыми, если бы они остались на родине, – хотя нет никаких причин полагать, что до миграции они были столь же счастливы, как и население тех стран, в которые они переселились. Мне известны лишь два исследования, в которых применяются методы, позволяющие избежать подобных ловушек. Обе эти работы являются совсем свежими и еще не опубликованными, из чего следует, что они еще не прошли строгий процесс научного реферирования. Однако, насколько я могу судить, на данный момент у нас нет других научных результатов, полученных с использованием достаточно надежных международных данных по этому интригующему вопросу.

В первой из этих работ изучается миграция из Тонга в Новую Зеландию. Материал для этого исследования дала учрежденная новозеландским правительством система въезда в страну, известная как «Тихоокеанская визовая категория» (Pacific Access Category). Главная особенность этой системы состоит в том, что она представляет собой лотерею: выдача виз претендентам из Тонга производится случайным образом. Это обстоятельство чрезвычайно удобно для исследователей. Сочетая его с некоторыми хитрыми процедурами, они смогли избежать ловушек, в которые попадали авторы других работ. Поскольку выигрыш в лотерее является следствием случайности, то победители в лотерее как группа не должны слишком отличаться от проигравших. Соответственно, мы можем сравнить положение победителей, воспользовавшихся своими визами, с положением проигравших, после чего выявленные между ними различия могут быть с достаточными основаниями приписаны факту миграции победителей. Тонга – довольно типичная бедная страна, имеющая ежегодный доход примерно в 3700 долларов на душу населения, в то время как в Новой Зеландии эта величина превышает 27 тыс. долларов. Таким образом, победившие в миграционной лотерее метафорически являются победителями и в финансовой лотерее. Неудивительно, что это подтверждается и цифрами: в течение четырех лет после прибытия на новое место доход победителей в лотерее вырастает почти на 400 %. Однако данная работа интересна тем, что результаты миграции в ней тщательно оцениваются и с точки зрения счастья, и с точки зрения «шкалы жизни». Через год после переезда ни тот ни другой показатель не демонстрируют существенных изменений. Через четыре года влияние миграции по-прежнему не сказывается на оценке по «шкале жизни», однако мигранты становятся заметно менее счастливыми – на 0,8 балла по пятибалльной шкале.

Перед тем как переходить к следствиям, вытекающим из этого исследования, позволю себе упомянуть другую работу, посвященную индийцам, перебирающимся из сел в города. В этой работе также изучается, каким образом изменяется благосостояние мигрантов по сравнению с почти идентичной группой людей, оставшихся дома. С этой целью произведенная мигрантами оценка своего нынешнего и прежнего благосостояния сопоставляется с тем, как оценивают свое благосостояние их родные, не покинувшие родного села. Выборка составлена таким образом, что в эту группу попадают те, чья жизнь с момента миграции их домочадцев не изменилась. При всей безупречности такого подхода, вполне уместного при изучении миграции в пределах Индии, его отнюдь нельзя назвать идеальным инструментом для исследования международной миграции, влекущей за собой более серьезные изменения в плане дохода и культурного окружения. Однако он может в известной степени указать на то, каких последствий нам следует ожидать. Как и в случае миграции из Тонга в Новую Зеландию, переселение из индийских сел в города сопровождается существенным увеличением дохода. Потребление в среднем возрастает примерно на 22 %. Разумеется, это намного меньше того приращения, которое дает международная миграция, но даже 22-процентная прибавка к ничтожным доходам сельских жителей должна вести к росту благосостояния людей, оцениваемого по «шкале жизни», которая использовалась в данной работе. Миграция обоих типов связана с определенным отрывом от прежней социальной среды, но подобно тому, как переезд из деревни в город, находящийся в той же самой бедной стране, дает намного меньший прирост дохода, чем переезд из той же самой деревни в город, расположенный в богатой стране, так и социальный отрыв в первом случае будет не столь заметным. Индиец, переселяющийся из деревни в город, испытывает шок от столкновения с городской жизнью и расставания с семьей, но его не ждет существование среди чужеродной культуры. Соответственно, если не утверждать, что данный случай может быть экстраполирован на международную миграцию, его можно использовать в качестве промежуточного пункта. Как и при изучении тонганской миграции, данная работа приходит к тому, что мигранты помещают себя на «шкале жизни» не выше, чем их родственники, оставшиеся дома. За рост дохода они расплачиваются культурным отрывом, выражающимся в сильной ностальгии по своей прежней сельской жизни. Таким образом, эта миграция влечет за собой значительные скрытые издержки, компенсирующие несомненный прирост дохода.