— Я по маме скучаю.

Я сказала, что тоже по ней скучаю, что скоро мы увидимся. Велела пойти отыскать Сэма, посидеть у него на коленях, попросить почитать ей сказку. Спросила, что Матильда любит есть больше всего.

— Сыр.

— Я сейчас приготовлю твоей собачке вкусный-превкусный завтрак. Иди отыщи Сэма.

Сварила нам с собакой овсяную кашу с сыром и маслом. Когда мы позавтракали (она за четыре секунды, я за четыре минуты), я расчесала ей шерсть. Воспользовалась парными английскими щетками со свиной щетиной, которые прибыли в дом в одной из Даренных сумочек. Матильде, похоже, понравилось, что ее чешут, она задрала нос к потолку, прикрыла глаза и только что не улыбалась. Дети никогда так не млели, когда я их причесывала.

Заставила себя распечатать и перечитать рождественские письма и открытки: открытка от мамы и ее доктора, будущего жениха, из Бока-Ратона; еще открытка, с изображением дома Хемингуэя, от Марджи и Билла — они тоже уехали на праздники во Флориду, в Ки-Уэст; плюс ежегодный унылый урожай поздравлений от полузабытых однокашников. Единственным моим утешением в стылом доме была Матильда. Пока я горбилась над письменным столом, она привалилась к моим ногам. Именно так мастидоги выражают свое расположение. Правда, я не поняла, было ли то знаком привязанности, или она просто хотела спихнуть меня со стула.

Я решила, что собака хочет погулять, — хотя, скорее, просто сама жаждала сбежать от одиночества.

Снаружи, подо льдом, сковавшим ручей, бежала вода. Стоял холод, но не стужа, дыхание окружало лицо паром, на шарфе оседали кристаллики льда. В каждом окне светились наряженные елки. Матильда послушно топала со мной рядом, будто бы вышла прогуляться только затем, чтобы потратить лишние калории.

Было довольно поздно, даже «Апекс» уже закрылся. Мы прошагали по центру Онкведо, по главной улице, разглядывая витрины, где скромные товары были украшены мишурой и увешаны поздравлениями. Магазины распродали что могли и закрылись на праздники. Хорошо, что есть такой день, когда никто не бегает по магазинам, не одна только я.

Утром Рождества я, разумеется, думала о детях. Подарки я им купила так себе, уж что нашла на распродаже в унитарианской церкви: для Дарси — сумочку и к ней домашние туфли, сделанные из прихваток, для Сэма — «Лучшие рецепты восточного края», кулинарную книгу штата Мэн с отдельным разделом для каждого округа. Рецепты были самые невообразимые, что там только не вытворяли из сгущенного молока, картофеля, жира, пресных крекеров и мяса омаров. Был там и рецепт «Бедняцкого рагу», даже без сгущенного молока. Оставалось надеяться, что мне никогда не придется есть эту гадость.

Слазала на местный сайт в раздел «Отдам безвозмездно» в надежде отыскать там лодку. Сэм любил всякие средства передвижения, а еще он любил воду. Я отыскала насос, весло и три лодки с пометкой «нуждаются в ремонте», но ничего, что можно спустить на воду нашего озера.

На том же местном сайте я увидела объявление, которое, судя по всему, предназначалось мне. Поместил его мужчина, который в воскресенье вечером улыбнулся в «Апексе» незнакомой женщине, а она улыбнулась в ответ. «У Вас была полная тележка молочных продуктов. У меня был мотоциклетный шлем. Вы — дама средних лет, и Вы мне улыбнулись. У Вас славная улыбка, да и все остальное. Даже если это не Вы, но Вы ищете нового друга и разнообразия в жизни, напишите ответ. Я — тот самый симпатичный мужчина, о котором Вы думали по дороге домой».

Я вспомнила, что действительно видела в отделе сухих завтраков мужчину с мотоциклетным шлемом. Вспомнила, что он мне улыбнулся, пока я читала инструкцию на коробке с воздушным рисом. (В воздушном рнсе нет почти ничего, весь вкус — только от текстуры, да и того кот наплакал.) Я не могла сказать с уверенностью, меня ли он имеет в виду. У меня и правда славная улыбка, а вот славное остальное предполагает пышную грудь и длинные ноги в обтягивающих джинсах. Точно помню, на мне были Брюки и флисовая куртка. «Дама средних лет» меня возмутила. Нужно ли мне разнообразие в моей жизни? Ну уж нет, у меня теперь свой бизнес и дел невпроворот.

Я решила, что повешу рекламу дома свиданий в разделах «Только для мам» и «Девичник». Сформулировать объявление оказалось не так-то просто. Остановилась я вот на чем: «Педикюр уже не радует? А не попробовать ли полный массаж, до конца? Мы прекратим только тогда, когда ты скажешь: „Хватит“». Пока писала, я чуть не подавилась мюсли.

Сама не знаю почему, я вдруг вспомнила о столяре, владельце другого мастидога. Отыскала в Интернете «Холдер, столярные работы». Там оказались чудные фотографии шкафов и письменных столов, в том числе конторки для работы стоя, о которой я мечтала. Судя по адресу, находилась его мастерская недалеко. Я посмотрела спутниковую карту и увидела аккуратную крышу, а рядом с ней — большое синее пятно, похожее на лодку.

Подумала: а доведется ли мне еще встречаться с мужчиной? Подумала: а что люди под сорок надевают на свидания? Поискала в Интернете информацию про «панталоны». Выскочил только один сайт — «Ханро». Как это так, единственные панталоны, которые можно купить через Интернет, делают в Швейцарии? Как это может быть? Стоят они будь здоров, а идея такова: вы покупаете подштанники без сносу, на всю жизнь. И все же, если я еще соберусь на настоящее свидание (а мне что-то сомнительно), мне понадобятся самые лучшие панталоны, так что я заказала «бежевые с низкой талией».

А еще я заказала надувную лодку из магазина плавсредств — в надежде, что она вмещает троих. Все остальные лодки оказались мне не по карману.

Нужно было как-то пережить еще несколько дней худшего года моей жизни; ожидать новостей про «Малыша Рута» не приходилось — у всех, кроме меня, были праздники, — и я решила временно перебраться в дом свиданий. Работы в «Старом молочнике» почти не было, — похоже, зимой люди едят больше молочных продуктов и меньше жалуются на их качество.

Я сложила в машину книги, немного еды, Матильдин поводок и свою пижаму, которую мне купила Тамми, чтобы спасти наш брак, — пижама по-прежнему была перевязана ленточкой с надписью «Фредерик. Голливуд» — и поехала в дом свиданий. Он встретил меня холодно, но приветливо, он был исполнен вкуса и спокойного изящества, которое казалось отрешенным, отделенным от остального мира. В этом доме царил неподдельный дух ожидания: мол, тут может произойти все что угодно — и произойдет.

Я затопила камин и присела на диван — у ног собака, рядом стопка книг. Я привезла несколько Марджиных любовных романов и биографию Набокова — посмотреть на фотографии: вот он сидит в машине, вот пишет, вот он с женой.

Входная дверь прилегала плотно, и возле горящего камина было очень хорошо. Я перебиралась из комнаты в комнату, осваиваясь с видом из окон в разные часы дня. Каждую ночь я ночевала в другой спальне, чистая Белоснежка в шлюховатой пижаме.

Почитала еще Марджиных любовных романов. Они играли на мне, как на пианино, как на бабушкином любимом черном рояле. Я это чувствовала, будто бы действие лекарства. Этим лекарством была нежность. Причем исходила она не от постельных сцен, а от того, что до, от того, что после. Болеутоляющим была не похоть, а человеческая нежность, любовь к тем, кто совершенно для любви непригоден. Похоть — это зарянка, что снова и снова кидается на свое отражение в стекле, взятом в переплет окна. А нежность и влечение ласково проникали в меня, плескались вокруг, как вода. Книги, казалось, говорили: «Мы тебя знаем, мы о тебе позаботимся, у нас есть то, что тебе нужно».